Я здесь и меня много
Название: Без песни
Автор: Karoshi
Бета: Веда
Размер: мини, 1047 слов
Пейринг/Персонажи: Соловей, Элизабет
Категория: джен
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: Любовь — это тоже клетка.
читать дальшеСоловей парил там, где не могло быть других птиц. Облака образовывали золотистые ландшафты, и среди них то появлялись, то пропадали крыши Колумбии, пока её страж кружил и искал свою добычу.
Нашёл. Серый дирижабль был похож на толстого голубя, только неповоротливей и глупей. Ему не следовало вторгаться на территорию Соловья.
Почти сразу линза автоматически поменялась и окрасила весь мир в красные оттенки. Сфокусировав взгляд, он смог бы различить лицо каждого пассажира, но в этом не было надобности. С воинственной трелью Соловей обрушился вниз и секундой позже сжал соперника в своих когтях, с наслаждением слушая свист воздуха, покидающего оболочку.
Он мог бы оставить корабль так, позволить серой подделке медленно упасть и врезаться в землю. Но люди — свидетели — ни в коем случае не должны были выжить. Потому Соловей отбросил корабль, сделал круг и вонзил железный клюв в борт. Он терзал дирижабль когтями, пока тот не оказался разорванным на части, а его обломки не посыпались вниз вместе с трупами.
Победный клич пронзил небо.
Соловей защитил Элизабет от врагов. Соловей всегда будет защищать свою Элизабет.
А как только ему очистят когти от крови, он принесет ей сказки. Она просила его о сказках.
Соловей приподнял голову, чтобы разглядеть рисунок, но Элизабет лишь хихикнула и наклонилась ниже над своим творением, водя карандашом по лежащей на полу бумаге.
— Подожди уже... я почти закончила.
Она сделала еще несколько энергичных штрихов и сморщила лоб, окидывая результат оценивающим взглядом, а затем довольно кивнула. Быстро перекатившись на спину, Элизабет подняла вверх рисунок, с улыбкой ожидая мнения своего самого верного поклонника.
Соловей наклонился поближе, изучая картину. Высокие коробки с треугольниками поверх них могли быть только зданиями, но что-то в них казалось раздражающе знакомым. Он повернул голову влево, внезапно осознав, что видит небоскрёбы Нью-Йорка.
Точнее — какими они будут спустя шестьдесят лет.
Он оборвал эту мысль прежде, чем его желудок взбунтовался, а во рту собралась кровь. Ни прошлого. Ни будущего. Единственное, что имело значение — это Элизабет, и она уже выглядывала из-за листа бумаги, пытаясь угадать вердикт.
Соловей проворковал что-то одобрительное и поднял распростертую ладонь.
Вздохнув, Элизабет закатила глаза и бросила в него рисунком, который безобидно упал в нескольких шагах от неё.
— Со-ло-вей! Мы же договаривались! — Его девочка взмахнула пальцем. — Ты делаешь вот так, если тебе не очень понравилось.
Соловей кивнул.
— И-и-и ты делаешь вот так, если тебе очень понравилось. — Элизабет подняла все пять пальцев.
Соловей опять кивнул.
— Но если ты всегда даешь мне пять баллов, то это ни-ка-кая не пятибалльная система.
Он опять кивнул и медленно показал две ладони, что вызвало у молодой художницы против воли приступ хохота, который она безуспешно попыталась скрыть, уткнувшись лицом в колени.
— Ты выиграл, дурачок. — Девочка вытерла слезы запястьем и поднялась на ноги, чтобы забрать свой потрепанный рисунок. — Вообще-то, я просто хотела показать тебе это место.
Элизабет повернулась к нему:
— И не только рисунок. Показать по-настоящему.
Соловей застыл, но не покачал головой в знак протеста. Она любила его и делилась своим сокровищем, своим единственным секретом. Он не мог отказать.
— Итак, мне нужно, чтобы ты расправил крылья. Ты знаешь: как будто мы в домике.
Соловей последовал указаниям. Элизабет села на пол и прислонилась к нему, аккуратно положив рисунок перед собой. Внезапно заколебавшись, она на всякий случай бросила взгляд на своего лучшего друга, а тот нежно подтолкнул её клювом.
Затем она открыла Разрыв на месте картины, как откидывают крышку шкатулки.
Соловей поневоле глубоко вдохнул, и неважно, что у него больше нет обоняния, а тело глубоко под костюмом-клеткой. Он словно мог чувствовать запах мокрого асфальта и выхлопных газов — запах чего-то, предательски похожего на дом.
— Как будто здания полны светлячков! Правда? — Элизабет откинула назад голову и улыбнулась ему. — Я еще не видела светлячков, но ведь похоже, да?
Он едва заметно кивнул, отмечая, что Элизабет сияет от счастья. Даже триумф полёта не мог сравниться с моментами, когда она была счастлива.
Все же, у Соловья оставался неприятный осадок. Неважно, насколько эти Разрывы хорошие игрушки — ему никогда особо не нравились вещи, которые излишне напоминали Элизабет о мире вне её башни.
— Я ненавижу тебя!
Рядом с ним о стену разбилась настольная лампа.
— Ты не можешь оставить меня в покое и не хочешь меня отпускать! Зачем ты делаешь это?!
Соловей встряхнул головой, когда книга задела его клюв. Элизабет прежде никогда не бросалась книгами. Они были для нее почти что друзьями.
Раньше он тоже был её другом. Разве его птенец забыл?
— Ты... ты... — Элизабет вцепилась в перила лестницы, крича на него. — Ты мучаешь меня! Я несчастлива, ты слышишь?! Я заперта тут для твоей забавы, и тебя это устраивает!
Она сделала глубокий вдох, и, хотя в глазах ее горела ярость, голос Элизабет был холоден как никогда.
— Я ненавижу тебя. Это правда.
Пронзительный вскрик, и Соловей дёрнулся вперед, чтобы схватить её. Элизабет отшатнулась, но недостаточно быстро. Страх на лице вновь сменился на гнев, она стала извиваться, бить кулаками по его броне.
— Отпусти меня!
Соловей покачал головой, и в его трели зазвучало горе. Пойми меня.
— Отлично, — Элизабет фыркнула и сглотнула. — Ты знаешь, держи меня и дальше. В своих когтях или в башне — все равно это одна и та же клетка.
Медленно, он опустил к ней голову в знаке примирения. Когда Элизабет была маленькой, она всегда обнимала его клюв. Теперь его девочка лишь презрительно отвернулась.
Соловей наклонился дальше, осторожно прижимаясь к ней клювом. Я люблю тебя, ты разве не помнишь?
Элизабет не двигалась в его объятьях, но слезы ярости были достаточным ответом.
Его линза потрескалась, и весь мир будто состоял из осколков и боли. Соловей ощущал, как лопаются сосуды с кровью и – что гораздо хуже – ломается его костюм. Под водой? Соловей не понимал, почему он под водой.
Стена из стекла – это то, что разделяло его и Элизабет. Так близко, он был так близко...
— Всё хорошо, — донесся её голос, и любовь в нём придавала сил. — Всё хорошо...
Элизабет тянулась к нему через стекло. Соловей, игнорируя боль, игнорируя ломающиеся кости, положил свою руку поверх её ладони. Этот жест казался важнее жизни.
— Я с тобой, — шептала Элизабет. В отличие от него, она не плакала кровью.
Соловей знал, что умирает из-за неё, и знал, что стекло не вынесло бы его удара.
Их пальцы лежали поверх друг друга.
Прощай.
Линза, наконец, не выдержала, лопаясь под давлением целого океана. Красный свет застелил зрение. Затем погас и он.
Автор: Karoshi
Бета: Веда
Размер: мини, 1047 слов
Пейринг/Персонажи: Соловей, Элизабет
Категория: джен
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: Любовь — это тоже клетка.
читать дальшеСоловей парил там, где не могло быть других птиц. Облака образовывали золотистые ландшафты, и среди них то появлялись, то пропадали крыши Колумбии, пока её страж кружил и искал свою добычу.
Нашёл. Серый дирижабль был похож на толстого голубя, только неповоротливей и глупей. Ему не следовало вторгаться на территорию Соловья.
Почти сразу линза автоматически поменялась и окрасила весь мир в красные оттенки. Сфокусировав взгляд, он смог бы различить лицо каждого пассажира, но в этом не было надобности. С воинственной трелью Соловей обрушился вниз и секундой позже сжал соперника в своих когтях, с наслаждением слушая свист воздуха, покидающего оболочку.
Он мог бы оставить корабль так, позволить серой подделке медленно упасть и врезаться в землю. Но люди — свидетели — ни в коем случае не должны были выжить. Потому Соловей отбросил корабль, сделал круг и вонзил железный клюв в борт. Он терзал дирижабль когтями, пока тот не оказался разорванным на части, а его обломки не посыпались вниз вместе с трупами.
Победный клич пронзил небо.
Соловей защитил Элизабет от врагов. Соловей всегда будет защищать свою Элизабет.
А как только ему очистят когти от крови, он принесет ей сказки. Она просила его о сказках.
Соловей приподнял голову, чтобы разглядеть рисунок, но Элизабет лишь хихикнула и наклонилась ниже над своим творением, водя карандашом по лежащей на полу бумаге.
— Подожди уже... я почти закончила.
Она сделала еще несколько энергичных штрихов и сморщила лоб, окидывая результат оценивающим взглядом, а затем довольно кивнула. Быстро перекатившись на спину, Элизабет подняла вверх рисунок, с улыбкой ожидая мнения своего самого верного поклонника.
Соловей наклонился поближе, изучая картину. Высокие коробки с треугольниками поверх них могли быть только зданиями, но что-то в них казалось раздражающе знакомым. Он повернул голову влево, внезапно осознав, что видит небоскрёбы Нью-Йорка.
Точнее — какими они будут спустя шестьдесят лет.
Он оборвал эту мысль прежде, чем его желудок взбунтовался, а во рту собралась кровь. Ни прошлого. Ни будущего. Единственное, что имело значение — это Элизабет, и она уже выглядывала из-за листа бумаги, пытаясь угадать вердикт.
Соловей проворковал что-то одобрительное и поднял распростертую ладонь.
Вздохнув, Элизабет закатила глаза и бросила в него рисунком, который безобидно упал в нескольких шагах от неё.
— Со-ло-вей! Мы же договаривались! — Его девочка взмахнула пальцем. — Ты делаешь вот так, если тебе не очень понравилось.
Соловей кивнул.
— И-и-и ты делаешь вот так, если тебе очень понравилось. — Элизабет подняла все пять пальцев.
Соловей опять кивнул.
— Но если ты всегда даешь мне пять баллов, то это ни-ка-кая не пятибалльная система.
Он опять кивнул и медленно показал две ладони, что вызвало у молодой художницы против воли приступ хохота, который она безуспешно попыталась скрыть, уткнувшись лицом в колени.
— Ты выиграл, дурачок. — Девочка вытерла слезы запястьем и поднялась на ноги, чтобы забрать свой потрепанный рисунок. — Вообще-то, я просто хотела показать тебе это место.
Элизабет повернулась к нему:
— И не только рисунок. Показать по-настоящему.
Соловей застыл, но не покачал головой в знак протеста. Она любила его и делилась своим сокровищем, своим единственным секретом. Он не мог отказать.
— Итак, мне нужно, чтобы ты расправил крылья. Ты знаешь: как будто мы в домике.
Соловей последовал указаниям. Элизабет села на пол и прислонилась к нему, аккуратно положив рисунок перед собой. Внезапно заколебавшись, она на всякий случай бросила взгляд на своего лучшего друга, а тот нежно подтолкнул её клювом.
Затем она открыла Разрыв на месте картины, как откидывают крышку шкатулки.
Соловей поневоле глубоко вдохнул, и неважно, что у него больше нет обоняния, а тело глубоко под костюмом-клеткой. Он словно мог чувствовать запах мокрого асфальта и выхлопных газов — запах чего-то, предательски похожего на дом.
— Как будто здания полны светлячков! Правда? — Элизабет откинула назад голову и улыбнулась ему. — Я еще не видела светлячков, но ведь похоже, да?
Он едва заметно кивнул, отмечая, что Элизабет сияет от счастья. Даже триумф полёта не мог сравниться с моментами, когда она была счастлива.
Все же, у Соловья оставался неприятный осадок. Неважно, насколько эти Разрывы хорошие игрушки — ему никогда особо не нравились вещи, которые излишне напоминали Элизабет о мире вне её башни.
— Я ненавижу тебя!
Рядом с ним о стену разбилась настольная лампа.
— Ты не можешь оставить меня в покое и не хочешь меня отпускать! Зачем ты делаешь это?!
Соловей встряхнул головой, когда книга задела его клюв. Элизабет прежде никогда не бросалась книгами. Они были для нее почти что друзьями.
Раньше он тоже был её другом. Разве его птенец забыл?
— Ты... ты... — Элизабет вцепилась в перила лестницы, крича на него. — Ты мучаешь меня! Я несчастлива, ты слышишь?! Я заперта тут для твоей забавы, и тебя это устраивает!
Она сделала глубокий вдох, и, хотя в глазах ее горела ярость, голос Элизабет был холоден как никогда.
— Я ненавижу тебя. Это правда.
Пронзительный вскрик, и Соловей дёрнулся вперед, чтобы схватить её. Элизабет отшатнулась, но недостаточно быстро. Страх на лице вновь сменился на гнев, она стала извиваться, бить кулаками по его броне.
— Отпусти меня!
Соловей покачал головой, и в его трели зазвучало горе. Пойми меня.
— Отлично, — Элизабет фыркнула и сглотнула. — Ты знаешь, держи меня и дальше. В своих когтях или в башне — все равно это одна и та же клетка.
Медленно, он опустил к ней голову в знаке примирения. Когда Элизабет была маленькой, она всегда обнимала его клюв. Теперь его девочка лишь презрительно отвернулась.
Соловей наклонился дальше, осторожно прижимаясь к ней клювом. Я люблю тебя, ты разве не помнишь?
Элизабет не двигалась в его объятьях, но слезы ярости были достаточным ответом.
Его линза потрескалась, и весь мир будто состоял из осколков и боли. Соловей ощущал, как лопаются сосуды с кровью и – что гораздо хуже – ломается его костюм. Под водой? Соловей не понимал, почему он под водой.
Стена из стекла – это то, что разделяло его и Элизабет. Так близко, он был так близко...
— Всё хорошо, — донесся её голос, и любовь в нём придавала сил. — Всё хорошо...
Элизабет тянулась к нему через стекло. Соловей, игнорируя боль, игнорируя ломающиеся кости, положил свою руку поверх её ладони. Этот жест казался важнее жизни.
— Я с тобой, — шептала Элизабет. В отличие от него, она не плакала кровью.
Соловей знал, что умирает из-за неё, и знал, что стекло не вынесло бы его удара.
Их пальцы лежали поверх друг друга.
Прощай.
Линза, наконец, не выдержала, лопаясь под давлением целого океана. Красный свет застелил зрение. Затем погас и он.
-
-
20.11.2013 в 22:26-
-
21.11.2013 в 00:21