Удержать птицу

[Karoshi]

Название: Удержать птицу
Автор:  Karoshi
Бета:  The White Whale
Размер: 18812 слов
Пейринг/Персонажи: Букер Девитт, Анна Девитт (

спойлер

Элизабет)
Категория: джен
Жанр: драма, флафф, ангст, экшен
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: 1893, Нью Йорк. Букер Девитт погряз в долгах, которые могут стоить ему жизни и лишить его годовалой дочери, Анны. Но не все долги можно оплатить деньгами.
Пост-канон. Про детство и взросление Анны, и про роль Букера как отца.

8 октября, 1893

Есть дни, когда смог города и серые облака вторгаются в твой дом и отравляют мысли, когда старые раны ноют, и ты хочешь утопить себя в алкоголе. Но бутылка кончилась, а Букер был все ещё недостаточно пьян. Мужчина было встал и потянулся за курткой, но его взгляд пробежался по невзрачной двери, и он внезапно заколебался.
Его немного шатало, потому Букер с чрезмерной осторожностью открыл дверь в соседнюю комнату. Она была пуста - лишь в углу стояла колыбелька, в которой тихо спала маленькая девочка. Малышку не стоило будить, но Букер медленно подошёл и наклонился к ней.
Её синие глаза открылись, и Анна зашевелилась. Букер зашептал что-то, покачивая люльку, не сводя с неё взгляда. Дочь, его дочь. Это было слишком много. Слишком много счетов и её громкого плача, слишком много страха и ответственности.
Она скривилась и протянула руки, будто потягиваясь. Девитт знал, что сейчас последует оглушительный рёв, и потому опять зашептал какую-то чушь, пытаясь пригладить её волосы. Анна дёрнула головой и, цепко схватив его палец, внезапно успокоилась.
Он попытался осторожно освободить свою руку, но безуспешно. Анна смотрела прямо на него, и её взгляд держал его сильнее цепи. Его сердце забилось чаще, как будто чей-то нетерпеливый кулак бил по двери. Он долго стоял над ней, пока младенец опять не заснул. Потом Девитт принёс стул и сидел в этот вечер рядом с ней, как и завтра, и во все последующие дни.
Они не отпустят друг друга. Её взгляд говорил об этом, но Букер не мог ни дать обещания, ни сдержать его.

11 декабря, 1893

Девитт не хотел задерживаться долго в бюро. Ничто не держало его в этой убогой пустой квартире, кроме неоплаченных долгов и неприятных воспоминаний о его днях в "Пинкертоне". Он знал, что переезд не защитит его от вышибал и гангстеров, и что эти люди в конце концов найдут его.
Ему нужна была отсрочка, всего лишь отсрочка. Букер заработает деньги, он непривередлив, и кому-то понадобится человек вроде него. И, хотя новое место жительства было жалкой каморкой, малышке Анне не требовалось много места, а старая негритянка за стенкой присматривала за ней за малую плату. Было сложно доверить ребёнка чужаку, но у Букера не было выбора. Но мелочь, которую он платил ей, всё же болезненно ударяла по кошельку, и правда состояла в том, что у него едва хватало денег прокормить их — не говоря уже о том, чтобы оплатить долг.
Но Девитт знал, что кому-то понадобится убийца вроде него, который не будет задавать лишних вопросов, и чья душа настолько вымаралась в дерьме, что ещё пара капель не сделает разницы. Если он сможет защитить Анну, это покроет хотя бы один его долг перед Богом.

Промозглый день, но даже если бы сияло солнце, это ничего бы не меняло. Букер «одолжил» пальто в одном из отелей и со скучающим видом стоял на углу, то и дело посматривая на часы. Где-то ближе к вечеру должна проехать машина, а в ней джентльмен, чью фотографию ему коротко показали. Сегодня у этого сэра будет свидание со смертью.
Букер так устал от страха, и его тошнило от самого себя, но это не помешало бы ему прострелить чью-то башку, а потом пойти домой к дочери. Ему хотелось как можно быстрее провернуть дело, но его жертва опаздывала. Чем дольше он тут стоял, тем больше вероятность, что кто-то запомнит его. Но у него был только один шанс.
- Шанс - это дело вероятностей. - Продолжила его мысль женщина в строгом бежевом костюме. Она стояла рядом с ним и бесстрастно смотрела на пешеходов по другую сторону улицы.
- Которые можно предсказать, - вставил её спутник, который внезапно появился по другую сторону от Букера.
- С нужными инструментами и в правильный момент.
- Вы игрок, Мистер..? - Поднял бровь мужчина.
- Девитт, - ляпнул Букер и сразу осознал свою ошибку. Эта чудаковатая парочка застала его врасплох, но это не было оправданием тому, что он превратился в идиота и забыл, почему он тут стоит. Пока он смотрел на женщину, слева проехала машина и, обернувшись, он увидел лишь чёрный капот удаляющегося автомобиля. Букер понятия не имел, была ли там его жертва.
Это был провал. Он запорол простую работу. Даже если он выполнит заказ, эта парочка уже знала его имя и не выглядела так, будто собирается уходить.
- Мистер Девитт, я думаю, вы игрок.
- И потому у нас есть предложение.
- Какого чёрта... - Букер постарался подавить гнев. - Я не заинтересован. Можете любезно идти к...
- Мы хотим спросить вас: орёл или решка?
Мужчина в костюме бросил ему монету, которую Девитт машинально поймал.
- Я сказал: идите к...
- Десять долларов, если вы правильно угадаете.
Букер заколебался, и жадность выиграла, как всегда в его жизни.
- Решка, - кратко сказал Букер и бросил монету.
Леди поймала её и удовлетворенно кивнула.
- Орёл. Вот ваши деньги. - Двумя пальцами она достала банкноту и протянула её Букеру.
- Вы зайдёте в заведение напротив и выберете рулеточный стол номер семь. Мы предоставим вам средства, и вы можете оставить выигрыш себе.
- Если вы проиграете, мы покроем затраты. - добавил мужчина, наклонившись вперед.
Букер перевёл взгляд с одной на другого, и тут его озарило.
- Выберите кого-то позеленее в следующий раз. Я войду в казино с возможно фальшивыми деньгами, проиграю на мухлёванном столе, и вы получите бонус от своих работодателей? Идите к чёрту, или я...
- Прошу вас. Мы учёные, и мы изучаем теорию вероятности.
- В таком случае, я профессор «Идите к чёрту, или я набью вам морду». Найдите другого идиота.
- Зачем? Ведь мы уже нашли... - начал мужчина, но его спутница ткнула его острым локтем в бок. Букер не заметил, когда она успела поменять сторону.
- Мистер Девитт, если мы и мошенники, то, в таком случае, весьма неуспешные. - Женщина повертела монету между пальцев, задумчиво смотря в небо, - ведь мы даём человеку пятьдесят долларов...
Её напарник передал Букеру перевязанную пачку денег, которые он принял после лёгкого замешательства.
- Которые он, скорее всего, использует отнюдь не на наш эксперимент, а на свои личные цели. Это сделал бы каждый разумный и корыстный человек.
- Каждый - за исключением безумца, заядлого игрока... или человека, которому не хватит этой суммы, чтобы покрыть долги.
- Если ему нужны деньги, то это его последний шанс.
- До свидания, мистер Девитт, - бросила через плечо леди в бежевом, открывая зонтик и шагая прочь со своим спутником. Первые капли дождя упали лишь несколькими секундами позже.
Букер очнулся только тогда, когда дождь превратился в ливень.

Он шёл быстрым шагом, изо всех сил подавляя желание оглянуться. Некоторые казино посылали своих вышибал не только за теми, кто проиграл, но так же за теми, чей выигрыш был чрезмерно высок.
Второе описывало его ситуацию. Букер едва верил в произошедшее, проводя пальцем по по выигранным банкнотам, не вынимая рук и карманов. Никому не везёт так, как сейчас повезло ему, и Букер имел в виду не только казино, которое он буквально ограбил.
Он имел в виду перекрёсток, где не прозвучал выстрел. Он имел в виду незнакомую парочку, которая бросила соломинку утопающему. Так не бывает, так просто не бывает
Но Букер устал подозревать и бояться, и ему было наплевать, вернутся ли "учёные" за своим гонораром. Он почти забыл, каково это - жить без вязкого вкуса отчаяния, и даже если его надежда была ложью, то ему было всё равно.
Впрочем, не настолько всё равно, чтобы отключить мозг. Пальто придется выбросить где-то в закоулках, ещё не хватало попасться на мелком воровстве. Возможно, следовало идти прямо сейчас к тем людям, которые требовали от него деньги, но они могут подождать еще один день. Девитт не собирался идти по тёмным кварталам, где его могут с легкостью оглушить и ограбить как младенца. Нужно провернуть дело иначе.
Потому он поднимался вверх по узкой лестнице, где воняло варёной капустой, и без стука открыл дверь в свою квартиру. Анна держалась за краешек стула и обернулась, услышав его шаги. Широко улыбнувшись и сделав пару смертоубийственных шагов, от которых ахнула нянька, она упала в его руки.
Руки, которые были благословенно чисты от крови.

14 марта, 1898

Глядя на Анну, он иногда вспоминал сказку про Волшебный Боб, и про то, как молодой росток, едва загнездившись в земле, минутой позже пробил соломенную крышу, поскольку ему некуда было расти. В пять лет она была меньше и хрупче других детей, и зимой простуда часто сбивала её с ног. Но Букер видел, что его малышка умна и скоро пробьёт потолок его собственных знаний.
Букер не мог сказать, что учил её многому. Его работа не оставляла много времени, и он не мог взять её с собой, в грязный бар в неблагополучном квартале. Анна сидела дома, рисовала и читала книги. Её отец не был книжным червём, но ему случилось принести домой стопку запыленных переплётов, которые оставил их умерший сосед, странный сморщенный китаец. На следующей день он понёс продавать их, что вызвало слёзы и рёв после того, как дочь обнаружила потерю, и это заставило его поспешно забрать их назад.
Это не были книги для ребёнка, но, похоже, азбуки и тонкой тетрадки со сказками хватило, чтобы разжечь её интерес к чтению. Букер сомневался, что Анна много понимала из этой солянки разномастных томов, но они держали её дома лучше каждой запертой двери, и потому он был доволен. Они жили не в худшем районе, но и не в самой белой части города. Букер запретил ей выходить из дома одной.
Ещё ему снились кошмары. Кошмары про пустую кровать и безмолвную квартиру, про старые битвы и смерть. Но Девитт вылез из выгребной дыры своей жизни. В тот день, когда он сбросил груз неподъемных долгов и развеялся густой туман алкоголя... ему показалось, что он родился заново.
Пусть Букер и не верил в Бога, он все же был благодарен этому старому козлу.

1 сентября, 1898

- Пап, там проходят биологию?
- Сомневаюсь.
Букер отвечал односложно, сосредоточенно пытаясь сплести косу, пока его дочь морщила лоб и теребила юбку.
- Математику?
- Да. Теперь ленту.
Девочка подняла руку с лоскутком ткани, и Букер сделал что-то вроде бантика. Критично посмотрев на своё творение, и признав, что лучше ему всё равно не сделать, он отпустил свою дочь. Анна спрыгнула, чтобы повертеться перед зеркалом. Если измученная коса не соответствовала её ожиданиям, то она ничего не сказала, повернувшись, чтобы обнять отца.
В первый день он отвёл её в школу сам. Это было кирпичное здание на окраине города, где собирались дети всевозможных возрастов. Он держал Анну за руку, чтобы она не упорхнула вперёд с выбранной ею книгой в другой руке. Что-то об истории Европы, но Букер не заглядывал внутрь. Как дети выставляют свои игрушки, его дочь обставила свою кровать книгами, и сегодня провела большую часть утра в раздумьях, какая ей понадобится больше всего.
Анна долго ждала этот день, и Букер пытался ей обьяснить, что, возможно, школа не оправдает её ожиданий. Переполненный класс и едва обученный преподователь не будет похож на тот храм знаний, который она себе представляла. Но все же, он надеялся, что часть её энергии теперь будет направлена на учителя, а не на него. Девитт не имел понятия, как её новая жертва справится с штурмом вопросов вроде «Что такое исторический обьектевизм?» или «Как кошка может быть живой и быть мёртвой одновременно?»
Букер крутил головой, пытаясь найти среди оравы кричащих детей высокую фигуру учителя, пока Анна не выдержала и подергала за его жилет.
- Па, ты можешь меня отпустить.
Он отстранёно кивнул, все еще оглядываясь. Освободившись от его хватки, и встав прямо перед ним, Анна протянула руки, многозначительно бросив взгляд на книгу. Букеру потребовалось несколько секунд, чтобы понять её намёк. Смотря на её серьезную мину, было трудно не проникнутся важностью этого момента, потому Букер церемонно преклонил колено и с ухмылкой передал ей пыльный том, который она выхватила и, прижав его к груди, ускакала вперёд. Издалека она показала ему язык, и Букер улыбнулся.
Не успел он полностью подняться, как кто-то сзади болезненно ударил его по голени. В его представление мелькнула самодовольная рожа неведомого маленького засранца, прежде, чем он обернулся и обнаружил, что треклятый учитель нашёл его первым.
Он был на голову ниже, чем Букер представлял, обладал отполированной тростью и маленькими чёрными глазами, которые оценивающе стрельнули верх и вниз.
- Утро. Вы хотите записать дочь?
- Да... Я Букер Девит, и моя дочь - Анна.
- Боюсь вас огорчить. Недостаточно мест.
- Но я ведь... - Букер едва увернулся от мальчишки, который почти врезался в него. Возмущённый свист учителя только ускорил его бег. - Я спрашивал ранее, и мне пообещали, что Анна с осени поступит в ваше заведение.
- Соболезную. - Равнодушно ответила крыса, коротко бросив взгляд на часы. - Но случились изменения в организационных вопросах, потому я вынужден отказать вам.
Букер попытался заново.
- Анна тихий и очень внимательный ребёнок. С ней никогда нет хлопот и всё, что ей нужно - это чтобы она могла сидеть в углу и слушать. Разве это много?
- Тихий ребёнок, - учитель хмыкнул. - У меня целый класс «тихих» детей, и я знаю, во что они превращаются под влиянием единомышленных проказников. Нет, нет, при моей нынешней зарплате я не могу согласиться на подобное. Если вы извините меня...
Мужчина обернулся и зашагал к школе. Конечно, не слишком торопливо, ведь он хотел, чтобы его нагнали, что Букер и сделал. Положив руку на его плечо, бывший агент "Пинкертона" аккуратно развернул учителя к себе и немного наклонился, чтобы их лица были на одной уровне.
- Мне кажется, нам стоит начать разговор с самого начала, мистер..?
- Даббен. И что...
- Мистер Даббен, наша ситуация такова - моя дочь хочет поступить в школу. Вам недостаточно платят. Одно не подлежит обсуждению, в то время как второе можно легко исправить.
Купюра почти сама по себе впорхнула в руку крысы, чьи глаза довольно заблестели.
- Вы правы, мистер Девитт. Возможно, у меня и вправду найдется место для вашей дочки...
Девитт отпустил его плечо и выпрямился.
- Я надеюсь на это.
Букер нашёл взглядом Анну, и поднял руку, прощаясь. Её улыбка была настолько яркой, что почти прогнала неприятный осадок от разговора, но по пути домой Букер всё же пообещал себе, что сломает Даббену обе его ноги, если он не сдержит свою часть обещания.

6 октября, 1898

Первую книгу утопили дети. Анна пришла с мокрым подолом и пустыми руками, и пыталась незаметно проскользнуть в свою комнату, но Букер подхватил её под мышки и спросил, что случилось.
В честь девчонки нужно сказать, что она расплакалась лишь к концу рассказа. Кто-то по пути к дому вырвал книгу, и мальчишки перебрасывались ею, пока их игрушка не оказалась в реке. Ещё некоторое время тонкие листы держались на поверхности, пока Анна пыталась достать их палкой, но в итоге книга потонула, утянутая вниз своей собственной тяжестью.
Букер гладил волосы дочери, которая угрюмо сопела на его коленях. Как каждому отцу, больше всего ему хотелось найти засранцев и надрать им уши, но, честно говоря, это было лишь частью уже давно обозначившейся проблемы.
- Малышка, ты знаешь, почему они это сделали?
- Потому что они дураки? - Анна почесала нос и продолжила, - они дураки, и всегда дразнятся и ломают вещи.
- Да, птичка, но... - Букер хорошо помнил своё детство, - но дело не только в этом.
Он поднял пальцем её подбородок:
- Они будут продолжать делать это, потому что ты другая. Ты умнее их всех.
Анна сморщила лоб в замешательстве и покачала головой:
- Но, но Дженни лучше читает вслух. А Фрэдди гораздо больше разбирается в математике, лучше всех нас вместе взятых... не говоря о...
- И насколько они старше тебя? - Букер старался говорить мягко. - На два-три, а, может, на четыре года? Как много из них таскаются с книгами, как ты это делаешь? Кто из них вечно задаёт вопросы, на которые учитель не знает ответа?
Анна смотрела на пол, не отводя взгляда.
- Ты умнее, и им это не нравится. - Он споткнулся, заколебавшись. - Постарайся быть... менее заинтересованной. Меньше вопросов, меньше времени за книгами... Найди друзей.
- Но я ведь пришла туда учиться!
Букер не сдержал кривую улыбку:
- Дело в том, птичка, что школа для этого не лучшее место. Ты можешь читать и дома, я достану тебе ещё книг. А там просто старайся не выделяться.
Анна выглядела потерянной, и Букер прижал её к себе, нежно поцеловав макушку.
- Я горд тобой. Несмотря на то, что я говорил, я очень горд тобой. Ты не должна меняться, если не хочешь.
Его девочка кивнула и закрыла глаза. Они еще так долго сидели вместе, пока тени одна за одной населяли их комнату.

27 октября, 1898

Вторую книгу разорвал мистер Даббен.
Здание, немного походившее на амбар, было заставлено рядами дешёвых скамеек. Букер шагал через пустой класс, и, достигнув цели, припечатал ладони об учительский стол.
- Мистер Даббен, - голос Букера был предельно вежлив.
- Мистер Девитт, - промолвила эта крыса, даже не отложив чернильную ручку, взглянув на своего собеседника, - я полагаю, вы пришли из-за книги.
- Да, я пришёл из-за того, что вы испортили моё имущество, - челюсть Букера напряглась, - могу я поинтересоваться, почему?
- Почему? - Даббен отбросил ручку, и с неожиданным жаром продолжил. - Поскольку вы!
Его перст обличающие указал на Букера.
- Вы даёте ребёнку яд! Эта книга... - нащупав в ящике правильное, Даббен показал оборванную обложку, с которой свисали одинокие листы, - является писаниной анархистского отребья, которое сеет зёрна богохульства, безответственности и дух антиавторитарности!
Букер поднял бровь.
- Не могу себя назвать себя учёным человеком, но раз на обложке стоит Маркс, то, я полагаю, этот труд написало все же марксистское, а не анархистское отребье...
- Одно и то же! Одна и та же ложь и вредные идеи, которые вы роняете в головку вашей дочери!
- Это всего лишь книга, и это далеко не причина рвать её на части.
- Тут вы ошибаетесь, - Даббен надул свою грудь, не теряя, впрочем, пронзительность взгляда. - Моя задача - следить за тем, чтобы дети не попали под пагубное влияние: ни лжезнаний, ни людей, которые их распространяют.
Букер слишком часто угрожал людям в своей жизни, чтобы не распознать, к чему клонит сукин сын.
- Мистер Даббен, - эти слова были сказаны почти тихо, - я пришёл сюда не для того, чтобы спорить об идеологиях. Я пришёл, чтобы вы никогда больше не портили вещи моей дочери. Если мне для этого потребуется набить вам морду, то я с радостью это сделаю.
Даббен оскалился, совсем как крыса.
- Думаешь, это сойдет тебе с рук? Твое исчадие выкинут отсюда, ты окажешься в тюрьме среди буянов и пьяниц, а весть о твоих анархистских наклонностях живо достигнет твоих работодателей. Я позабочусь об этом!
- Анархист? - Букер широко и неприятно улыбнулся, - боюсь, нет. После проведённого в "Пинкертоне" времени я настолько далёк от анархизма, насколько и от философии.
Он наклонился, чтобы быть на одном уровне глаз с Даббеном.
- Но что я могу точно сказать, проведя несколько лет, вбивая здравый смысл в бастующих дебилов, это то, что я ненавижу людей, которые отказываются делать свою работу. И я думаю, что несколько парней из "Пинкертона" согласятся со мной, ты понимаешь, сукин сын?
Даббен сжал губы, и, пусть на его лице проступали желваки, он кивнул.
- Хорошо, - Букер оттолкнулся от стола. - Мы все извлекли урок из сегодняшнего дня. Надеюсь, ты не забудешь свой.
Захлопнув дверь, он был готов поспорить, что слышал звук ударившейся о дерево ручки. Мелочь, а приятно.

5 мая, 1901

До порта оставался час ходьбы, и Букер к этому времени почти проснулся. Заставший его на полпути рассвет заставил Нью Йорк на время расстаться с привычными оттенками серого. Свежий воздух, еще не загрязнённый смогом фабрик, бодрил, но он все равно ненавидел вставать так рано.
Букера мутило от запаха рыбы и дёгтя. Несколько стаканов вчера в баре были явно лишними, и потому Букер старался глубоко не дышать, пробираясь через ряды грузов и обходя брошенные под ноги сети. У дока, где он работал, уже собрались люди - и больше чем обычно.
Вилли оживился и вскочил с ящика, увидев Букера.
- Эгей, ты тоже припёрся! - Вилли был непривычно приветлив, и Букер с подозрением покосился на него, когда тот панибратски положил руку ему на плечо, - ты вовремя, ты очень вовремя... Видишь, кто заскочил к нам на огонёк?
Букер последовал за его взглядом и понял в чем дело. Толпа людей, которую он видел издалека, разделялась на две группы. И если среди одних мелькали знакомые лица, то других он видел впервые. Судя по доносившимся обрывкам слов - наверное, поляки. Обе группы отказывались даже смотреть друг на друга, и в воздухе витала злость.
Можно было догадаться, как это закончится.
- Зигмаер ещё не приходил? Может, ему понадобились дополнительные работники и он...
Вилли оскалился.
- Если этот скряга решил нанять ещё людей, то я ёбаный лепрекон и сру водкой. Они пришли, чтобы занять НАШИ места. В отличие от тебя и меня, эти свиньи готовы работать за любую зарплату.
- Они тебя слышат, - заметил Букер.
- И что? - Вилли сплюнул, - будто эту ублюдки понимают нашу речь. У них одна солома и дерьмо в головах, и...
Букер пропускал дальнейший водопад из оскорблений и мата мимо ушей, раздумывая, что делать. Часть его хотела просто обернуться и уйти, ещё когда он увидел новоприбывших. Это либо закончится потасовкой, либо их успеют разогнать до первых ударов. В обоих случаях Букер останется без работы.
- Так что, ты с нами? - Вилли выжидающе уставился.
Даже не услышав предыдущего предложения, Букер отлично знал, что от него хотят.
- Бить морды ради этой паршивой работы? Я пас.
Вилли опешил:
- Но ты же... это... вышибалой работаешь! Там бить, тут бить... какая разница?
- Вообще-то, там мне платят, чтобы я заканчивал драки, а не начинал.
- Да ты тряпка! Эти крысы наводняют город, а ты им просто...
Букер не стал слушать до конца и, отвернувшись, намеревался уйти. Ему не дали. Взвинтив себя, Вилли уже не мог отпустить «предателя» и попытался схватить его за плечо. Букер увернулся и в полуобороте успел заметить сжавшиеся кулаки и туповато-сосредоточенное выражение лица Вилли, которое ясно говорило: драки избежать не удастся.
Что за день...
Букер пнул его в голень и, когда Вилли пошатнулся и невесть зачем опустил руки, взял того за грудки и несколько раз ударил в живот. Бил Букер как всегда сильно, и Вилли почти без звука опустился на грязную мостовую.
Конечно, на них обратили внимание. В сторону Букера уже шла пара парней, но основная орава ещё не знала, как реагировать, либо предпочитала глазеть с расстояния.
Первого он подпустил поближе и, нырнув под широко замахнувшуюся руку, ударил обеими руками под челюсть. Мужик пошатнулся, но, в отличие от Вилли, он был крепко сбит, и явно не собирался падать на пол после единственного удара. Букер не дал ему времени очухаться и пнул в живот, и затем обратился к подоспевшему второму драчуну. Он собирался показать им несколько аргументов, в пользу того, что его лучше оставить в покое — но Букер не мог себе позволить затянутую драку. Если его окружат остальные, ему каюк. Сбить с ног и вывести из битвы, чтобы потом быстро уйти.
Букер был слишком занят, чтобы видеть, что стало поводом для потасовки между двумя группами. Лишь протаранив вторым противником стопку ящиков, он заметил, что теперь дрались все вокруг. Самое время смыться.
Крайне раздражало то, что каждой проклятый идиот принимал его за противника и хотел почесать об него кулаки. Все же, медленно, но верно, Букер выбирался из сердца заварухи и, наверное, вырвался бы, если бы двухметровый верзила, появившийся из ниоткуда, с рёвом не смахнул его с порта в море.
Удар в грудь выбил воздух, а холодная вода почти сразу потянула промокшую одежду вниз. Букеру потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Тряхнув головой, он сделал гребок вверх и наткнулся пальцами на шершавые веревки. Сеть? Как она тут оказалась?.. В голове смутно промелькнуло, что, возможно, падая он зацепился ногой, или, может, кто-то сбросил, но у него не было ни достаточно кислорода, ни времени на размышления.
Букер попытался отплыть вправо, но и там обнаружил сеть. В мутной воде было плохо видно очертания предметов, и куда бы он ни метнулся, везде натыкался на ту же преграду. В приступе чего-то похожего на панику, он попытался напролом пробиться до поверхности — и сеть обволокла его, как трепыхающуюся рыбёшку.
Хотелось бы сказать, что воздух покинул его легкие в попытке произнести имя Анны, но правда в том, что это был просто бессмысленный животный крик.

Букер очнулся на бетоне и сразу перевернулся на живот, когда его вырвало водой. Его трясло от холода и уже прошедшего всплеска адреналина, и он чувствовал себя слабым как котёнок. Краем глаза он видел, что рядом с ним на корточках сидел незнакомец, и, судя по мокрой одежде - его спаситель.
Пока Букер выкашливал всё новые запасы воды из лёгких, мужчина напротив флегматично почесывал щетину, которая была на грани того, чтобы перерасти в бороду. Несмотря на сочувствующий взгляд из-под слипшихся светлых волос, он явно не стремился хлопотать над почти утопшим.
- Ты... это ты вытащил меня? - Спросил Букер, немного отдышавшись. Не то чтобы, он не знал ответ, но всё же...
- Угу, - кивнул мужчина и непринужденно протянул руку. - Генри.
После неловкого и мокрого рукопожатия, Букер представился сам.
- Ты работаешь в доке? - поинтересовался Девитт, ощутив мозоли на руке нового знакомого.
- Не совсем. Моряк, - Генри едва заметно улыбнулся. - Видел, как началась заваруха. Остался посмотреть. Неплохо дерёшься, кстати.
- Спасибо, - буркнул Букер. Он уже начал ощущать набухающие синяки на теле, но, вроде, обошлось без переломов. - И спасибо, что вытащил меня. Откуда там сеть появилась, ты видел?
- Не видел, - пожал плечами Генри и опять замолчал.
Букер использовал паузу, чтобы осмотреться. Везде царил нормальный рабочий день, с его суматохой и гамом, и никто не обращал на них внимания. От места, где он упал в воду, было недалеко, но вид преграждала стена из грузов.
Драчунов, скорее всего, уже разогнали, а работы сегодня ему не видать.
- Хочешь место на корабле? - внезапно сказал Генри.
Букер недоверчиво покосился на него:
- Это что, шутка?
Генри покачал головой всё с тем же спокойным видом
- Я ни черта не разбираюсь ни в кораблях, ни в море, пять минут назад чистил кому-то морду и потом чуть не утоп. Ничто из этого не говорит в мою пользу как моряка, - фыркнул Букер.
Генри пожал плечами:
- С кем ни бывает.
Молчание затянулось, и Генри, похоже, понял, что без дополнительного объяснения он не услышит от Букера ни слова:
- В драке ты не терял головы. Не дал вывести себя, - Генри потёр подбородок и добавил. - Ты правильно ставишь ноги. Не стоишь дубом, а двигаешься как чайка.
- Это всё? - уточнил Букер.
- Да.
Букер против воли улыбнулся и встал, отряхнув руки об голени.
- Извини, но должен отказать. У меня дочь. Я единственный, кто за ней может присмотреть.
Генри кивнул и уставился под ноги.
- Заходи ко мне, - предложил Букер. - То есть, в бар, где я работаю. Брукс, Линкольн авеню 21... Местечко называется "Красный Бык". Выпивка в порядке, первый стакан за мой счёт.
- Может, зайду, - обронил Генри, что Букер для себя перевёл как "да".
- Окей. Увидимся, - махнул рукой Букер, направившись домой.
Одежда неприятно липла к коже, но Букер почти не ощущал холода. Дурацкая история вышла сегодня, но, как ни странно, ожидаемое паршивое настроение отсутствовало.
Сзади послышался яростный крик и громкая ругань, которая покрыла даже гам в доке. Зигмаер, без сомнений, обнаружил разрушения и своих непутёвых работников. Его голос и немецкий акцент было невозможно спутать. Букер криво ухмыльнулся, вспомнив сравнение Генри.
- Вот уж точно... порхаю как чайка - и гажу как чайка. - Пробормотал он и ускорил шаг.

2 июля, 1903

Букер торопился по улице, иногда бросая взгляд на заходящее солнце, стараясь определить по нему время. Вид собственного дома прогнал хмурое выражение лица, но ненадолго. В подъезде нагадила кошка и, задержав дыхание, Букер взбежал по лестнице.
Внутри он обнаружил ту картину, которую ожидал и опасался. Анна обернулась к нему с мокрыми щеками, и, до того, как услышала его шаги, похоже, сидела уткнувшись лицом в перекрещенные на столе руки.
- Извини, птенчик, извини... Я старался как мог...
Анна вскочила и прервала его тем, что кинувшись к нему, врезалась в него и крепко обняла. Букер положил руку на её голову.
- Мы ещё успеем на праздник? - Прошептала Анна, заглядывая в глаза отцу.
Букер заколебался, но под весом вины мог только и сказать:
- Да, крошка. Только мы должны идти очень быстро, хорошо?
В полутёмном помещении блеснула её улыбка, и Анна потянула Букера за собой.

Чем дешевле квартира, тем ближе к пабам и фабрикам. Парк, конечно, находился дальше некуда. Чтобы прийти домой пораньше и успеть на праздник засветло, Букер успешно договорился о короткой смене, несмотря на стенания владельца, но всё пошло не так.
Его замена безбожно опаздывала, а пьяницы и "патриоты", наоборот, пришли пораньше в честь Дня Независимости. Уйди Букер прямо тогда, то от бара к утру скорее всего ничего бы не осталось. Когда Рик всё же прибыл, Букер ожёг его смертельным взглядом и протолкнулся мимо него на улицу. Не было времени с ним ругаться.
Букер клялся Анне на чём угодно, что в этот раз успеет, обязательно успеет. Дома он оказался на четыре часа позже обещанного.
Бог знает, чем он заслужил свою дочь.
Когда они подходили к парку, было уже темно. Анна висела на его руке, вертя головой во все стороны так, что косички били по запястью Букера. Пока ещё было видно мало людей, но вдалеке уже слышался гул толпы и звон автоматов. Может, даже к лучшему, что опоздали - так они в любом случае увидят фейерверк.
Проходя под уличным фонарём, Букер ощутил, как Анна легко повернула его ладонь. Он думал, она хочет что-то спросить, но, стоило посмотреть вниз, как её взгляд быстро направился вперёд, будто ни в чём не бывало.
Костяшки, она смотрела на его сбитые костяшки, понял Букер. Проверяла, успел он сегодня попасть в драку, или нет. Ответом было - "Да, успел".
Малышка была слишком наблюдательной. Как всегда, он ничего не стал ей говорить.

Анна уже не раз посещала праздничные гуляния, но видеть их ночью было для неё впервые. На прилегающей к парку улице было бесчисленное количество ларьков, аттракционов и конкурсов. На деревьях были развешаны флаги и гирлянды, а между стволами мерцал дальний свет, суливший ещё больше развлечений в самом парке.
Анна замедлилась, буквально впитывая взглядом это зрелище. Её глаза горели. Безмолвно повернувшись к Букеру, она пыталась, но не могла найти слов.
Букер гордо ухмыльнулся, будто сам сколотил половину деревянных будок, а не просто привёл её сюда. Для Анны, кажется, разницы не было.
Почти первым делом Букер купил ей жареных орехов в меду. С одной стороны, ему хотелось побаловать дочку, а с другой, это делало его задачу - отвлечь её от дорогостоящих развлечений - гораздо легче.
Чаще всего, Анна довольствовалась тем, что смотрела, как другие бросают мячики и мажут ими, как стреляют пробковыми ружьями или пытаются поймать яблоко в бочке с водой.
В последнем случае, девочка подобралась слишком близко и, когда очередной охотник за яблоком в досаде тряхнул мокрыми волосами, ей досталась большая порция брызг. Взвизгнув, Анна под смех окружающих спряталась за отцом. Букеру не пришлось уговаривать её последовать в глубину парка. Ему порядочно надоела толкающаяся толпа и шум, а уши Анны ещё горели от смущения после эпизода с яблоком.
На тёмных дорожках парка чаще всего попадались парочки, идущие под руку: если молодые - то воркующие между собой, если в возрасте - то чинно вышагивающие. Букер иногда ускорял шаг, слыша ломающиеся ветки и хихиканье из кустов. Это была одна из причин, почему он не хотел идти в парк после наступления темноты. Другой были вездесущие пьяные, которые блевали рядом с аттракционами на главной улице.
Анна, впрочем, счастливо хрустела орехами и, похоже, ничего не замечала.
Редкие подвешенные фонари указывали путь к главному веселью и, следуя за ними, они скоро услышали быструю виолончель и аккордеон, а свет в конце дороги стал ярче.
Несмотря на поздний час, лужайка была полна людей. Слева стояли столы и скамейки, и длинная завивающаяся очередь рядом скрывала из виду то, что, очевидно, было ларьком с едой. Но, если запах жареного мяса и лука завладел вниманием Букера, то его дочь манила музыка, доносившаяся из павильона на другой стороне.
С внутренним вздохом Букер расстался с мечтами об ужине. К чёрту, он всё равно не смог бы позволить себе еду по местным ценам.
Под деревянной крышей павильона было светло как днем, и пары кружились и расходились, подстраиваясь под ритм музыкантов. На платформе почти не было места, потому Букер взял Анну на руки, чтобы она могла что-то увидеть поверх ограждений.
- У кого самое красивое платье? Я никак не могу выбрать... - тепло дыхнула Анна в ухо Букера.
- Хмм... - Букер сощурил глаза, сделав вид, будто задумался. - Пожалуй, у той, с чёрными волосами. Вон та, которая сейчас вертит головой, кого-то ища... Кажется её зовут Анна Девитт.
Анна закатила глаза и щелкнула отца по носу:
- Я всерьез.
- Я тоже. Думаешь, я купил бы тебе платье, которые было бы не самым красивым в мире?
- В таком случае, - вздохнула Анна, выскользнув из его объятий и приземлившись на пол, - ты ведь не можешь разочаровать девочку в самом красивом платье, не пригласив её на танец?
Букер внутренне застонал.
- Может, ты одна? Я тебя тут подожду...
- Но ведь все танцуют вдвоём, - резонно заметила Анна, - а других кандидатов я не вижу. Так что, не трусь.
Букер фыркнул и поднял руки в поражении.
- Хорошо, хорошо. Один танец.
Глаза Анны озорно заискрились, и моментом позже она сделала глубокий реверанс. Заложив руку за спину, Букер поклонился в ответ. Игра в рыцаря и принцессу никогда им не приедалась.
Они без проблем влились в круговорот и нашли для себя место, где после первых спотыкающихся шагов и неудачных пируэтов им удалось войти в ритм.
Букер не танцевал уже столько лет... Последний раз, должно быть, был еще с матерью Анны... или нет? Перед ним отчётливо предстала картина: Мариан обхватила ладонями его руку и со смехом просит его потанцевать, и, пусть Букер помнил солнечные зайчики и теплый запах дерева, он не помнил, поддался ли в конце её уговорам.
Боль пронзила сердце и так же быстро прошла. Ведь тут, прямо перед ним, его дочь... их дочь.
Анна порхала как птичка, и краем глаза Букер видел, что люди улыбались, смотря на неё. Они были той ещё парой. Рядом с ней он ощущал себя старым скачущим козлом, но вот, что странно: его это мало волновало. Веселье - заразная штука.
Музыка сменилась и стала быстрее. Похоже, пришло время менять партнёров, и Букер неохотно позволил соседу взять руку Анны, которая завороженно смотрела на его внушительные усы и кустистые брови. Сам Букер неловко танцевал с женщиной, чьё лицо забыл секундой позже, и, затем, с бесчисленные другими. Всё это время он искал взглядом синее платье Анны, и кратковременно успокаивался, когда находил её.
Темп музыки нарастал, и тем безумней становился круговорот, и тем чаще передавали своих партнёров вперёд. Анна несколько раз возвращалась к Букеру, с раскрасневшимися щеками и улыбкой, и опять покидала его. К концу было всего несколько секунд, чтобы покружить девушку и быть готовым принять новую партнёршу. У Букера шла кругом голова, и он понятия не имел, как Анна выдерживала подобный ритм.
Музыка закончилась на двух высоких нотах скрипки и триумфальном восклицании аккордеона. Танцоры со смехом пытались найти своих спутниц, пока зрители хлопали музыкантам.
- Разве это было не классно? - Анна вынырнула из толпы и сразу вцепилась в рукав Букера, сияя. - Я ещё никогда так не танцевала!
- Я тоже, - коротко хмыкнул Букер, тяжело дыша, - и для чужого блага надеюсь, что это в последний раз. Есть целый список женщин, которые отныне ненавидят меня за оттоптанные ноги и испорченные туфли.
Анна фыркнула совсем как отец, совсем не женственно наморщив нос.
- Чушь. Ты был о-ча-ро-ва-те-лен. Все влюбились в тебя.
- Тогда будут ненавидеть мужчины, - шутливо бросил Букер, оглянувшись. - Так что, может, хватит на сегодня?
- Ни в коем случае. - Решительно сказала Анна. - Сегодня же праздник, лентяй. Как можно просто стоять в сторонке?
- Легко. Давай, я тебе покажу, как это делается. - Букер поднял палец, когда его дочь открыла рот, чтобы запротестовать. - А ты покажешь мне, как ты танцуешь без устали. Договорились?
Анна улыбнулась и вскинула голову, услышав начало новой песни.
- Иди, иди. Я буду ждать тут, - Букер едва успел договорить, как она уже пропала.
Облокотившись о столб, Букер пытался отдохнуть и заодно присматривать за дочкой. Мужчина с усами, похоже, увидел в Анне кого-то вроде племянницы и с радостью вытанцовывал с ней на паркете.
Внезапно Букер испытал сильное ощущение дежавю. Будто кто-то уже ронял бутылку, как уронили сейчас. Будто сейчас играли песню, которую он слышал тысячу раз, но уже не помнил даже названия. Тот самый танец, те самые люди, те самые цвета... но другое место.
Не важно - встряхнул головой Букер. Сегодня был чертовски длинный день, и хорошо, когда можно хоть на момент расслабиться.
Букер поискал взглядом Анну, и не нашёл её.
Он обошёл по периметру павильон, проталкиваясь и извиняясь, проверил среди танцующих, а потом и среди зрителей. Её нигде не было, как не было и усатого мужчины.
Букер знал страх смерти, знал отчаяние и животный ужас. Но острый страх за своего ребёнка он испытывал впервые. Перед глазами всё почернело, и шепоток страха превратился в панику.
Спрашивая всех подряд, не видели ли они девочку в синем платье, Букер слышал ответы как через толстое стекло. Ни у павильона, ни у очереди с едой, ни среди группок на поляне её не было.
Букер вернулся к павильону, и начал кричать имя Анны, не обращая внимания на взгляды, которые на него бросали люди. Он безуспешно искал в прилегающем лесу и вернулся, чтобы начать с дороги, которая начиналась с противоположной стороны поляны
И там, недалеко, виднелось синее платье и две высокие фигуры.
Букер подбежал к ним, и ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не наброситься с криками и обвинениями. Это была женатая пара. Анна с ними разговаривала. Ничего не случилось.
Его руки всё ещё тряслись.
- Анна, где ты была?!
Она обернулась с широко открытыми глазами, и на её лице промелькнул шок и вина.
- Я отошла и...
Букер прервал её:
- Ты что, сошла с ума?! Мы договорились, где я буду тебя ждать. Сейчас ночь... ты!.. с тобой могло случиться что угодно!
Анна закусила губу и опустила глаза.
- Мне очень жаль, - прошептала она еле слышно.
Букер резко покачал головой и хотел продолжить тираду, как мужчина рядом мягко положил руку ему на предплечье.
- Простите... но это исключительно наша вина, что задержали вашу дочь.
У него был сильный акцент, но это не мешало понимать его. Что тут делает проклятый француз? Качественная, но не броская одежда говорила о порядочных средствах. Значит, турист.
- Да, я прошу извинить нас, как и вашу прелестную дочку, - прощебетала мадам, оглядываясь на Анну. - Мы слишком увлеклись разговором и не подумали о родителях, за что я опять должна покорнейше просить прощения.
Его спутница говорила с тем же акцентом, только слабее. Её хорошо сшитый костюм был тёмно-синего цвета, и под ним белый корсет. Её глаза смеялись.
- Но, - продолжила женщина, встав за Анну и положив обе руки ей на плечи, - ваша дочь спасла мой вечер и одну мне очень дорогую вещь. За это я ей очень благодарна.
- Да, - подтвердил мужчина, и кашлянул. - Она заметила оставленный мной саквояж, и, поскольку мы быстро удалялись, то у Анны не было достаточно времени, чтобы предупредить вас. Потому она поспешила за нами, чтобы вернуть мою собственность, что было крайне благородно с её стороны.
- Понятно, - сказал Букер, покосившись на Анну. - Но ведь она могла вернуться потом, возможно, пригласив с собой своих новых знакомых , чтобы у отца не случился инфаркт?
- Могла, - кивнула Анна, смотря в пол. Она была пунцовой как мак.
- Могла, - согласилась мадам. - Но я задержала её вопросами, и мы забыли о времени.
Затем, она позабыла про свое кокетство и неожиданно серьезно посмотрела Букеру в глаза.
- Мсье, у вас очень умная дочь. Для меня многое значило познакомиться с ней.
Лесть, конечно, идеальный способ умаслить отца, но в её голосе была такая искренность, что Букер не знал толком, что сказать. Он замялся.
- И, Анна, - женщина опустилась на корточки, подобрав юбку, - сегодня со мной случились две замечательные и никак не связанные друг с другом вещи.
- Совершенно случайно мне повстречалась... необыкновенная пара людей, которые подарили мне медальон, утверждая, что это часть "эксперимента", - мадам расстегнула сзади замок на шее и теперь задумчиво держала в руке эмалированное украшение. - На одной стороне птица... а с другой стороны клетка. Выбор, как выразился тот мужчина, является частью эксперимента. Его спутница тогда добавила, что это... не мой выбор.
- Затем, совершенно случайно, мне повстречалась девочка. Девочка, которая не приятно удивила, а, скорее, потрясла меня. Я бы очень хотела видеть, какая из тебя вырастет женщина... - она вздохнула, - но не судьба.
- Эти два совершенно случайных событий вынуждают меня сделать подарок, - улыбнулась мадам, взяв руку Анны и положив в неё медальон. - Выдающийся подарок - для выдающейся личности.
Анна, кажется, забыла дышать, проведя пальцем по эмали. Потом она подняла взгляд, в которым было что-то, что Букер никогда не видел раньше в её глазах. Женщина и девочка смотрели на друг друга, и мадам легко наклонилась вперед, понизив свой голос до теплого шепота:
- Никогда забывай: надевая его, ты всегда делаешь выбор. И этот выбор - только твой.
Анна не сказала ни слова, пока Букер прощался с ними, пожав руку мужчине и кивнув леди. Их расставание не было поспешным, но всё прошло быстро, и скоро Анна и Букер шли, держась за руку, по темным аллеям парка. Анна вела себя как лунатик, либо как человек в шоке. На его вопросы она отвечала невпопад, но послушно следовала за ним, куда бы он её ни вел.
В любое другое время Букер серьезно бы заволновался за дочь. Сейчас он решил дать ей время переварить случившееся. Не каждый день с небес спускается французская крёстная фея, которая дарит драгоценности и мистически намекает на великую судьбу, которая ожидает её крестницу. Циник в нём считал это всё идиотским цирком. Внутренний параноик твердил о том, что его дочь чуть не похитили свихнувшиеся французы.
На самом деле, Букер был - за отсутствием более подходящего слова - тронут. Он видел, как много значила эта эксцентричная женщина для Анны.
Анна издала какой-то звук, и Букер повернулся к ней. Она плакала, крепко прижимая медальон к груди. Сколько ему ни хотелось бы обнять её, он чуял, чтобы это было бы неправильным решением. Он сжимал крепче её руку, и шёл дальше.

Последние кварталы Букер нес спящую Анну на руках. Он осторожно освободил медальон из кулака и положил его в свой карман. Далеко слышались хлопки фейерверков, но отсюда их не было видно. Всё равно он не стал бы ради него будить Анну.
Открывать замок, как и пройти через узкую дверь с ребёнком на руках, было гораздо сложнее обычного, но Букер, в конце концов, успешно добрался в темноте до кровати Анны.
Когда он положил её, она пошевелилась и что-то пробормотала, но не проснулась.
Букер смотрел на её лицо в лунном свете, на её тонкие руки, и думал о Мариан. Уходить не хотелось. Он присел и пригладил волосы Анны, вспоминая, как он бесславно пытался заплетать ей косы. Скоро она научилась делать это сама, и гораздо лучше его. Её голос был как у певчей птички. Она...
- Париж, - прошептала Анна и повернулась на другой бок. Её лоб был сморщен, будто она раздумывала над проблемой.
Букер замер и вздохнул. Он почти забыл про медальон. Встав с кровати, он выудил украшение из кармана и пригляделся к нему, стоя у окна. Птица и клетка сверкали как серебро. Букер оставил медальон на ночном столике.
Закрыв дверь в комнату Анны, Букер почесал голову. Париж, а? Пусть будет Париж. Есть мечты похуже.

20 октября, 1904

Бар был почти пуст, за исключением одинокого шотландца, тихо напивающегося вдрызг, и несколько усталых работников, которые время от времени чокались и, пробормотав тост, опрокидывали стакан. Обычного веселья и многолюдности, которую можно было бы ожидать в поздние вечерние часы, было не видать, но это никого не удивляло.
Бармен, а так же владелец заведения, нахмуренно вытирал стакан и со стуком ставил его на стойку, чтобы потянуться за новым. Это был единственный громкий звук, который прерывал тишину.
Стоя прислонившись к стене, Букер раздумывал о том, чтобы сесть на стул и закончить этот фарс. Вышибале полагалось со скучающим, но угрожающим видом стоять у двери, но это было бессмысленно в пустом и полусонном баре.
Единственной причиной, по которой он до сих пор так не сделал, был его босс - Дикинс. Судя по сжатым губам, ему достаточно было малейшего повода, чтобы сорваться и обвинить кого-то во всех бедах и проклятых забастовках. Букеру было лень с ним ругаться, потому он предпочёл остаться там, где стоял.
Дверь внезапно открылась, и вошел мужчина, который сморгнул, увидев пустой бар. Он обернулся к Букеру и сказал, потирая подбородок:
- Пока меня не было, Нью-Йорк вымер?
- Что-то вроде, - ухмыльнулся Букер и хлопнул Генри по плечу. - Привет, старина. Как был?
Генри бессмысленно дёрнул плечом в своей обычной манере и опять провёл задумчивым взглядом по помещению. Он никогда не говорил точно, когда вернётся из плавания, и всегда выглядел по-новому. В этот раз он сбрил бороду начисто, но, зато, отрастил волосы до плеч и связал сзади в хвостик.
- Садись, - Букер кивнул в сторону стойки, - нам обоим наверняка есть, что рассказать.
Пока Генри присаживался, Букер наклонился над стойкой и достал бутылку с дешевым виски. Когда Дикинс ошпарил его полным ненависти взглядом, Букер прошипел в ответ:
- Вычтешь из моей зарплаты.
Босс ударил тряпкой по столу и ушел в заднию комнату, захлопнув за собой дверь. Сначала бывшие клиенты посвящают себя справедливости заместо выпивки, а теперь вышибала решил выбрать пьянство заместо службы. Куда же катится мир - подумал с кривой улыбкой Букер.
- Так что у вас? - Сказал Генри, не дожидаясь, когда ему дольют виски.
- Полная задница, - лаконично ответил Букер и залпом выпил стакан. - Началось всё со стройки на Дэме-стрит. Леса не выдержали, люди упали с пяти метров высоты. Семеро умерло, три раненных, причем два из них никогда больше не смогут работать на стройке. Говорят, что предупреждали, что конструкция рухнет к чертям, и нужно остановить работу на время, но заказчикам было наплевать.
- Потом пожар на текстильной фабрике неделей позже, - продолжил Букер, пальцем двигая стакан туда сюда. - Тридцать мертвых, почти одни женщины. Тогда начались протесты и забастовки. Сначала ради большей безопасности, потом за зарплату и короткие рабочие дни. Бог знает, чего они хотят сейчас.
- Но на этом не кончилось, - вздохнул Букер. - Кто-то почти успешно поджёг дом владельца той фабрики, и, говорят, что видели поблизости негра. Можешь представить, что было дальше. После разгрома домов и избиения соседей черные тоже решили бунтовать.
На другом конце комнаты один из выпивох поднял голову и со стеклянным взглядом почти внятно выговорил:
- Проклятые ниггеры...
Ни Букер, ни Генри никак не среагировали, глядя только вперёд.
- Хорошо, что я забыл свой цилиндр и смокинг дома, - сухо сказал Генри. - Иначе бы меня линчевали.
- Тебе и так может достаться, - хмыкнул Букер. - Если не за нас - значит, против. Бастующих надо обходить издалека. Полиция, если ты её повстречаешь, тем более не погладит по голове, сколько ты ни клянись, что в забастовках не участвуешь.
Генри повернул голову к Букеру и внезапно спросил:
- Как много?
- Бастующих? Несколько сотен. Может, тысяча. Я не знаю, - Букер отхлебнул. - Нет разницы. У работодателей есть деньги, и их поддерживает правительство. Они сломают забастовку, и всё будет как прежде.
Генри покачал головой, но спорить не стал. Позже он рассказал историю про полумёртвую акулу, которую затащили на палубу, и которая движением хвоста сбила человека за борт, но, учитывая, что Генри мог бы пересказать события Войны за Независимость в трёх или меньше словах, то рассказ не занял много времени. Бутылку они закончили почти в тишине.

По пути домой Букер старался обходить большие улицы, либо те места, где он знал, что будут скопления рабочих. Одинокие улочки были хорошим местом, чтобы поговорить по душам, и он воспользовался возможностью.
- Меня беспокоит Анна, - обронил Букер, перешагивая через лужи.
Генри молчал, но Букер знал, что тот внимательно слушает. У Генри был всегда отсутствующий вид, будто он даже не видит своего собеседника, но это обманывало.
- В школе были потасовки из-за проклятых забастовок. «Предатели рабочего класса» стенка на стенку против «коммунистов». Кому-то выбили зуб, кому-то сломали руку. Я запретил Анне на время ходить туда, пока ситуация не успокоится.
- И теперь она чахнет дома, - угадал Генри.
- Верно. Пытался найти книг, но безуспешно. Она больше не хочет рисовать. Жалуется, что ощущает себя запертой и умоляет, чтобы я разрешил выходить не только во двор. В нынешнее время я не могу ей это позволить, - Букер сплюнул. - Думаю, она скоро выскользнет из дома, чтобы я ни говорил.
- Ты объяснил, насколько это опасно? - Спросил Генри.
Букер поморщился как от зубной боли.
- Я объяснил, и она говорит: "Совсем как в "Отверженных", да?" Роман какого-то проклятого идиота. Про французскую революцию и благородную борьбу за свободу и равноправие.
- О, - произнёс Генри, - спектакль «Отверженные в Нью Йорке», только на ваших улицах?
- Так точно, - фыркнул Букер. - Анна считает это всё "романтичным". Я не знаю, что с ней делать.
В темноте послышался какой-то звук, и оба мужчины остановились. Тихий писк повторился, и Генри был первым, кто подошел к его источнику. Сев на корточки, Генри убрал разломанную деревянную доску и поднял одной рукой то, что в полумраке казалось щенком. С таким же успехом это могла быть толстая крыса с кусками грязи, свисавшими отовсюду.
- Вот и решение проблемы, - сказал Генри, поднявшись и сунув Букеру животное в руки.
Букер старался держать его подальше и не обращать внимания на вонь.
- Предложение, может, дельное, - проворчал Букер, - но ты не мог выбрать менее неприглядную собаку?
- Бог выбрал, а не я, - пожал плечами Генри. - Он понравится тебе больше, когда ты его вымоешь.
- Вот уж точно, - буркнул Букер.
Он ощущал быстро бьющееся сердце и тепло, исходящее от щенка. Собака не двигалась, но начала тонко скулить.
- Заткнись, - вздохнул Букер, ухватив щенка поудобней. - Мы идём домой.

7 апреля, 1905

Анна, разумеется, души не чаяла в собаке. Она влюбилась в своего пса, когда он был ещё вонючим грязным комком, а когда он вырос, не замечала ни кривые ноги, ни туповатую морду.
Как Букер и рассчитывал, Анна проводила много времени со своим новым другом. Она не только играла с ним, но и учила собаку отзываться на своё имя - Жавер, как персонажа из одной из книг Анны - и слушаться приказов. Правда, большинство попыток научить его чему-либо оказались безуспешными. Жавер был не самым умным псом, и единственное, что он умел делать - приносить ботинки, которые он предварительно пожевал.
Собственно говоря, он был не только не самой умной собакой, но так же трусом и ворчуном. Он тяфкал на незнакомцев, прячась дома под стулом, либо на улице под крыльцом. На Букера Жавер рычал, но с безопасной дистанции. Анне удалось хотя бы отучить его гадить дома, иначе это было бы последней каплей.
Одни проблемы, но ради Анны Букер был готов терпеть что угодно.

Когда со двора донесся тонкий крик, Букер вскинул голову, и, когда послышался второй, более пронзительный, он уже мчался вниз по лестнице. Чуть не сбив в подъезде соседку, Букер выскочил на улицу и завернул за угол дома, туда, где обычно играла Анна.
Там Букер увидел, как сгорбилась Анна, сидя на земле, рукой защищая лицо и голову. Он видел, как собака бешено прыгала и лаяла на неё, пытаясь цапнуть. Он видел, что другая рука Анны лежала на коленях, и что её пальцы были в крови.
Её плечи содрогались.
С яростным криком Букер пнул собаку, и она с взвизгом отлетела в сторону. Затем Букер упал на колени и схватил дочь за плечо.
- Анна, ты поранена?! Дай руку, дай мне посмотреть на руку...
Сквозь слезы и всхлипы Анна настойчиво качала головой:
- Он, он не виноват... Жаверу... ему показалось...
Букер взял окровавленное запястье и поднял его, осторожно, но не обращая внимание на сопротивление Анны. Кровь покрыла всё, но Букер сразу увидел, что наделала псина.
Мизинец. Эта сволочь откусила ей мизинец!
Букер был очень тих, и, несмотря на лепетание и плач Анны, было невозможно не услышать лай пса, приближавшегося к ним. Молниеносно обернувшись, Букер схватил собаку за шкирку и со всей силы отбросил её к забору. Раздался короткий взвизг, за которым последовало молчание.
- За-зачем? - Прошептала Анна, но Букер поднял её на руки, не слушая.
- Нам нужно продезинфицировать рану. Наверху есть алкоголь, - сказал Букер, неся Анну к дому.
- Но-но...
- Всё будет в порядке, сейчас... сейчас мы продезинфицируем и забинтуем...
- Но Жавер! - Глаза Анны покраснели и были сейчас широко открыты. - Ты ударил его...
Букер процедил через сжатые зубы:
- Мне всё равно. Сначала - твоя рана.
Анна обмякла в его руках, и смотрела в никуда.

Жавер был мёртв.
Когда Букер убирал бинты, Анна выскочила из комнаты. Она не остановилась, когда он окрикнул её. Чёрт побери, у неё потеря крови, ей нельзя было ходить и тем более бегать. Он последовал за ней.
Букер нашел её в дворе, когда она держала труп собаки и рыдала.
Анна не говорила с ним в тот день.
Она заговорила лишь ночью, когда у неё была лихорадка, и тогда она кричала на Букера, что Жавера укусила пчела, пёс испугался и ничего не понимал, он думал, что это была Анна, это она сделала ему больно. Бедный, бедный Жавер.
Анна говорила, что ненавидит отца.
Это были последние слова, которые она сказала ему. В следующие дни Анна запирала дверь и не отвечала.
Букер уговаривал, упрашивал и умолял выйти. Он приносил еду к двери и с облегчением замечал, что через некоторое время она пропадала. Букер тихо стучался, и говорил, что вырыл могилу для Жавера. Они могут вместе похоронить его.
Анна не вышла, но к утру труп отсутствовал, а яма была засыпана землёй.
Вина и одиночество выгрызли дыру, которую не мог заполнить алкоголь, но Букер всё равно напился как свинья.

11 апреля, 1905

Букер был рад, когда нашел каморку Генри и его самого, лежавшего на кровати. Генри снимал тут комнату лишь от плавания до плавания, так что её могли занять другие люди. Букер был у него один раз, когда как-то возвращал куртку, забытую Генри в баре.
- Привет, Генри, - сказал Букер и сразу перешёл к теме. - Ты не мог бы одолжить денег? Три доллара.
Генри посмотрел на него, без сомнения, отмечая щетину и синяки под глазами. Он молча сел, не сводя взгляда со своего гостя. Букер привык к этому. Генри каждый раз бросал на человека долгий взгляд, прежде чем дать деньги. Чем выше сумма, тем дольше длится молчание.
Генри кивнул, потянулся к сумке рядом с кроватью и начал там рыться. Букер потёр переносицу и оглянулся. Вокруг был хлам, который, скорее всего, остался от предыдущих жителей, на полках лежало несколько открыток из путешествий и много моряцких принадлежностей, о предназначении которых Букер даже не догадывался.
Среди них была тонкая книжка, скорее тетрадка. Букер осторожно отодвинул вещи, чтобы прочитать название.
- Генри, - начал Букер, - ты не против, если я возьму вот это?
Генри уже держал в руках банкноту и с чем-то вроде удивления взглянул на книжку, которую поднял Букер.
- Зачем? - Спросил Генри и добавил. - Это азбука Морзе.
- Я знаю, - сказал Букер, почти закатив глаза, но вовремя спохватившись. - Она нужна мне. То есть, если тебе требуется эта штука на море, я могу заплатить за...
- Не надо, - покачал головой Генри. - Бери.
- Спасибо, - Букер взял протянутые деньги, - спасибо за всё. Увидимся.
Генри кивнул, и Букер счёл это прощанием.
- Девитт.
Букер застыл и обернулся.
- Когда захочешь - расскажешь, что случилось? - спокойно спросил Генри, глядя прямо в глаза.
Букер дёрнул головой и, заколебавшись, покинул комнату. Потом, будет время потом... Если всё удастся.

12 апреля, 1905

Букер оставил книгу вместе с едой. Она забрала её. Хорошо.
Где-то через полчаса Букер сел на пол рядом с дверью и достал записку, которую сделал для себя. Она гласила: "Короткий стук, два длинных и короткий. Пауза. Короткий, длинный и короткий. Пауза. Три длинных. Пауза. Три коротких. Пауза. Длинный. Пауза. Два коротких".
Когда слово закончилось, Букер подождал и начал заново.
Анна не могла терпеть секреты и любила головоломки. Ему нужно было, чтобы она разгадала и услышала лишь одно слово.
«Прости».
Как дятел выдалбливает дом в дереве, так и Букер продолжал стучать и стучать. Если Анна не простит, то она обязательно выйдет, чтобы врезать ему, чтобы он перестал. Он так скучал по её виду, что одно лишь это уже было бы почти победой.
Его правая рука устала, потому он сменил её на левую, а потом наоборот. Ему нельзя было прекращать. Пусть это было не самой лучшей идеей - это было последней идеей. Букер знал, что попытки выманить Анну сладостями, подарками или книгами не приведут ни к чему, кроме катастрофы. Она решит, будто он хочет, чтобы она продала мёртвого друга за красивую побрякушку.
Букер потерял счёт времени и начал чаще путаться в последовательности стуков. Усталость и скука постепенно давали о себе знать. Он чувствовал себя жирным пауком, который сплёл паутину и скоро заснёт, безуспешно ожидая жертву.
Внезапно послышался скрежет поворачивающегося ключа и, пока Букер вставал, дверь открылась.
Анна была... другой. Её выражение лица было взрослым, её осанка - будто она встречается с чужим человеком. Как и он, она выглядела усталой. Анна не опускала взгляд, смотря на Букера.
Они стояли друг напротив друга в молчании.
Может, у него дрогнул мускул лица. Может, у неё дрогнуло сердце. Анна сделала шаг и обняла Букера. Он медленно положил руку на её спину, и слезы потекли по его лицу.
Они ещё долго стояли так, пока тени одна за одной населяли их комнату.

@темы: Bioshock, Фики

Comments

[Karoshi]

18 января, 1906

Букер натянул на себя сползшее одеяло и содрогнулся от холода в полусне. Даже с закрытыми глазами он знал, что изо рта у него идёт пар. Попытка нагнать ускользающий сон закончилась безуспешно, но вылезать всё равно не хотелось. Здесь хоть какое-то, но тепло - а там зима и одни проблемы.
Новую дневную работу он, конечно, нашел, но сбивать сосульки на скользких крышах в такой мороз только врагу пожелаешь. В бар он приходил с настолько непослушными пальцами, что Дикинс утверждал ему, что это лишь на благо - смёрзшийся кулак, мол, охладит пыл любого буяна. Учитывая, насколько они оба друг друга недолюбливали, было удивительно, что Дикинс ещё не уволил своего вышибалу, а Букер не задушил своего босса.
Как бы то ни было, теперь Букер мог хотя бы позволить себя дрова для печки. В прошлые недели ему приходилось вечером грабить чью-то поленницу, либо украдкой отламывать доски от чего-то забора. Ему не нравилось делать ни то, ни другое, но замерзать до смерти хотелось ещё меньше.
Может быть, через месяц даже удастся поднакопить денег на одежду. Букеру нужны были новые ботинки, в то время как Анне требовалась не только обувь (в старой были дырки, в которые попадал снег), но и куртка (её уже истёрлась и едва доходила до талии), и хотя бы пара кофт или платьев (вся одежда жала в груди, и срочно нужна была замена).
Вставать и вправду не хотелось, но Букер скинул одеяло и сел, зябко поведя плечами.
Его кровать стояла в углу комнаты, которая была гостиной, кухней и его личной спальней одновременно. Рядом был шкаф, который хоть немного отгораживал его угол от остального помещения. У окна - обеденный стол с двумя табуретками. Ржавый, но работающий умывальник. На стенах висело несколько детских картин Анны (свои взрослые рисунки она никому не показывала).
Букер первым делом бросил немного дров в печку и поджёг их с помощью кремня и старой газеты. Немного погрев руки, он поставил воду и начал бриться у умывальника. Зимой он обычно ходил с вечной щетиной, но босс на новой работе был редкостным занудой и снобом, так что приходилось терпеть холодную воду по утрам.
Дверь заскрипела, и вышла Анна. После обоюдно пробормотанного "доброго утра", Анна сняла чайник и поставила кастрюльку с бобами, потом налила себе и отцу чая. Когда Букер к ней присоединился, она сидела, обхватив оловянную кружку обеими руками, задумчиво глядя в окно.
- Твою бутылку я вылила за домом, - равнодушно сказала Анна, пригубив чай.
Мисс Воздержанность опять идёт по его следам. Букер едва слышно вздохнул, но ничего не сказал. Он тоже сделал глоток чая.
Руки Анны были чуть синеватыми от холода, и всего за несколько месяцев на них уже образовались мозоли. После того, как салон, где она ставила платки и вышивала узоры, закрылся, ей пришлось работать прачкой. По вечерам Букер ненавидел смотреть на её опухшие пальцы.
Букеру не пришлось объяснять ей, почему Анна не сможет учиться и дальше. Средняя школа требовала учебников, денег и связей, которых у него не было - и Анна это знала. Она заявила Букеру, что за последний год в школе её ничему новому не научат, а им нужны деньги. Даббен был только рад от них избавиться.
Ей было почти четырнадцать лет, что считалось достаточным возрастом для большинства рабочих мест, но Букер запретил ей работать на фабрике. Анна не слишком долго спорила по этому поводу.
- Миссис Вэйнсберри упомянула, что на Хавторн авеню продают одежду за бесценок. Возможно, мне подойдёт что-то. Ты дашь мне денег? - спросила Анна, почти допив свой чай.
- Да, конечно. Доллара два могу точно... - Букер осёкся. - Подожди, Хавторн авеню... разве не там сейчас похороны?
Короткая пауза подтвердила его подозрения.
- Ты точно уверена, что хочешь носить?..
- Да, я хочу носить хоть что-то, что согревает зимой, - ледяным тоном сказала Анна. - Я не слишком много запрашиваю?
- Но одежду мертвой?..
Анна даже не удостоила это ответом, и встала, чтобы снять с печи бобы. Букер потёр глаза и выложил деньги на стол. Он всегда ненавидел зиму.

[Karoshi]

27 мая, 1906

- Анна, - Шэрон подалась вперёд, пока за её спиной хихикала подруга, - ну, пожалуйста, скажи ещё что-нибудь.
- Разве вы не должны сейчас идти связывать букеты? - Подняла бровь Анна, метлой собирая ошмётки стеблей и листьев в одну кучу.
- А, - Шэрон махнула рукой. - Это подождёт. К тому же, как мы можем приняться за работу без должной мотивации? Ну скажи, bella Anna.
- Хорошо, - ответила девушка, закатив глаза, и затем медленно произнесла, - Les fleurs s'épanouissent au printemps.
Сандра тихо захлопала и спросила:
- Что это означает?
- «Цветы расцветают весной». К сожалению, я не знаю, как сказать: «девушки треплются весь год», что гораздо лучше подошло бы к ситуации.
Шэрон рассмеялась и показала Анне язык.
- Как ты научилась так хорошо говорить по-французски? - поинтересовалась Сандра, украдкой дёрнув Шэрон за рукав.
Анна покачала головой:
- Я не разговариваю по-французски. Знание нескольких песен и пары слов мне мало поможет, если кто-то действительно захочет вести со мной разговор на французском.
Шэрон закатила глаза:
- Анна, ты такая наивная. Всё, что тебе нужно уметь говорить, это «вы несомненны правы» и издавать удивленные звуки. А если что-то не понимаешь - просто хихикай, как это делает Сандра.
Сандра вспыхнула.
- Миссис Моррис часто просит делать что-то подобное, - натянуто улыбнулась Анна, - сказать покупателю название цветка по-французски, затем спохватиться и, скромно извинившись, повторить по-английски.
Шэрон хитро сощурила глаза:
- Покупают цветы как миленькие?
- Покупают, - вздохнула Анна.
Шэрон опять рассмеялась и взяла Анну за предплечье, чтобы чмокнуть в щёку:
- Вот видишь, миссис Моррис мудрая женщина. Слушайся её, и она тебя многому научит.
Услышав зловещее шуршание юбок, Сандра пискнула и потянула за собой Шэрон. Обе девушки поспешно скрылись за дверью, едва успев избежать гнева миссис Моррис.
Вошла владелица магазина и, поскольку, медленно оглянувшись, не увидела ничего возмутительного, она кивнула и прошествовала к Анне.
- Дорогая моя, тебе нужно будет отнести посылку одному из наших клиентов. Повернись ко мне, - Анна послушалась, и миссис Моррис оправила её воротник и одёрнула юбку. - Ещё раз проверь себя перед зеркалом перед выходом. Корзина с тюльпанами и розами стоит за кассой. Будь вежливой и всегда улыбайся, по улице шагай с опущенным взглядом и на свист...
- ...и комментарии мужчин не отвечай. Я знаю, миссис Моррис, - улыбнулась Анна.
Моррис сжала губы и пальцем небольно ударила по голове:
- И не прерывай старших. Ради Бога, твой сладкий голос едва искупает твой слишком вёрткий язык. Редко, что скажешь - но всегда то, что не стоило говорить.
Анна наклонила голову вниз, как полагается во время выговора.
- Ну что, чего ждёшь? Иди, - нетерпеливо сказала миссис Моррис. - Не забывай, что я тебе говорила.
- Не забуду, миссис Моррис.
Анна поставила метлу и направилась к двери.

За суровой зимой последовала тёплая весна, и, как оттаявшая земля дает шанс упавшим зёрнам, так и мир дал шанс Аннабель. У неё давно была книга по ботанике, с которой она ещё в детстве ходила по берегу реки и пыталась определить растения и запомнить их названия. Не важно, впечатлило или не впечатлило её обилие знаний миссис Моррис - Анне позволили на время поработать в цветочном магазине.
Букер уже годами ей дарил вещи, связанные с Парижем. Чаще всего открытки, но иногда книги и один раз даже шкатулку с Эйфелевской башней. На одной из открыток Анна в одиннадцать лет впервые прочитала предложение на французском и захотела узнать, что оно означает.
Анна подбирала программы французских опер и спектаклей, которые выбрасывали рядом со Авионским оперным домом. Она мучила вопросами людей, которые хоть приблизительно знали французский. Один приветливый продавец табака даже научил её нескольким песням, после того, как перестал смеяться до слёз над её произношением.
Как раз такую песню и услышала миссис Моррис, когда Анна тихо пела себе под нос, расставляя цветы по вазам. Сперва Анна испугалась и начала оправдываться, но потом она обнаружила, что её французский был более востребован, чем знания про растения - как и умение хлопать ресницами.
Конечно, внимание и уважение среди других девушек часто льстило ей, но ещё чаще этот цирк раздражал Анну. Париж был чем-то личным, и замешивать французский в попытки всучить покупателю букет - в этом было что-то пошлое.
С другой стороны, это были всего лишь цветы.
Когда Анна прибыла на Ридж-стрит, молодой мужчина поспешно остановил её прежде, чем она приблизилась к чёрному входу.
- Мисс! Если вы что-то принесли для мистер Уонсена, то я советую воспользоваться передним входом. Мы только покрасили здесь, и за пару часов уже пять людей пытались войти, - он страдальчески окинул взглядом дверь. - Вы все, случайно, не сговорились?
- Вы совершенно правы, - серьезно кивнула Анна, - я передам моим друзьям, что нас раскрыли. Прощайте.
Парень ухмыльнулся и, сняв шляпу, поклонился на прощание.
На передней двери были замечательные резные узоры, и Анна потратила пару секунд, разглядывая их, прежде, чем нажать на кнопку электрического звонка. Она несколько минут ждала, когда заберут её посылку. Всё это время ей казалось, что она слышит сверху звуки приглушённого, но явно яростного спора.
Дверь открыла горничная.
- Добрый день. Что вам нужно? - Коротко спросила женщина, явно не настроенная на долгие разговоры.
- Здравствуйте, я принесла цветы, как вы заказывали. Черный вход был закрыт, и я...
Послышался стук резко распахнувшихся ставней, и женские гневные крики наполнили улицу.
- Я отказываюсь участвовать!
- Ты не посмеешь!..
На вымощенную камнями мостовую с грохотом упал мольберт с полотном, от чего Анна вздрогнула. За мольбертом последовали кисточки, тюбики с краской и несколько тряпок.
- Этот конкурс - яд для моей творческой натуры! Где ты слышала, чтобы художник был вынужден работать, прогибаясь под серый график и...
- Ты осрамишь нас! После того, как ты раструбила про свой шедевр, никто не забудет про твоё позорное отсутствие!
- Я - раструбила?! Это была твоя инициатива, и именно ты не могла заткнуться!
- Как ты смеешь так говорить со своей матерью?!
Горничная и Анна поменялись взглядами, со стороны Анны - шокированным, со стороны прислуги - устало-равнодушным.
- Ты не поверишь, как у меня болит голова, - тихо сказала горничная, забрав из рук Анны корзину и закрыв дверь.
Анна некоторое время ещё стояла на крыльце, укрытая от взглядов владельцев дома, дожидаясь, когда окно закроют и спор утихнет. Тогда, она поспешно подобрала полотно, краски и кисточки, и по пути назад старалась успокоить сердце.

[Karoshi]

11 июня, 1907

Первой идеей была, естественно, Эйфелева башня.
Как и большинство первых идей, она никуда не годилась. Затасканно, к тому же, Анна сомневалась, что сможет масляными красками повторить то, что ей легко удавалось карандашом. Тонкие линии было почти невозможны с теми истерзанными кисточками, которые у неё были.
Но в конце всё упёрлось в отсутствие тёмных красок. Тёмно-синий был почти использован. Черный тюбик лопнул при ударе об булыжники и отчасти высох, а отчасти засох. Покрасить металл Эйфелевой башни в розовый было бы оригинально, но, увы - надругательством над мечтой Анны.
Поколебавшись, Анна, наконец, выбрала мотив для картины - свой сон.
Следующие недели она по ночам лежала, проклиная свой выбор, и с нарастающей паникой понимала, что не успеет. Это невозможно. Это был её первый опыт с масляными красками, и никто не предупреждал её, как долго они сохнут, или как надо смешивать цвета, чтобы получить нужные тона.
После случая с выкинутым мольбертом Анна вернулась на следующий день к молодому мужчине у чёрного входа, чтобы расспросить про конкурс художников.
Парень был только рад посплетничать и пожаловаться на "истеричных дам". У дочери Уонсена было два месяца, чтобы нарисовать свой "шедевр", но спохватилась она только в последние две недели. Про дату и где будет проходить выставка он ничего не знал, но обещал поинтересоваться.
Он сдержал обещание. Дата - 21 июня, на Ридж-стрит. Анна проходила мимо, но зайти не посмела - швейцары у двери, красные занавеси, которые видны через окна, и богато украшенный фасад.
Фасад, кстати, она перерисовала в блокнот в общих чертах. После того, как Анна определилась с тем, что будет рисовать, она поняла, что не имеет понятие как на самом деле выглядят многие дома, особенно те, из её сна. Когда миссис Моррис посылала её по делам, Анна каждый раз делала несколько быстрых скетчей. Неовикторианские здания подходили лучше всего, но некоторые элементы она копировала с обычных лавок или рабочих домов.
Иногда Анна раздумывала над тем, чтобы начать заново. Но полотно и так плохо перенесло первую попытку соскрести краску изначальной владелицы, и после второго раза обязательно порвётся.
Где могла, она наметила карандашом композицию картины, а там, где было невозможно из-за слоя краски - делала скетч на бумаге и маркировала цифрой. Хаоса и потерянных листов было не избежать.
Её идея - губительно амбициозная и странная на слух - была такова.
Из взбитых облаков поднимаются здания. Каждое из них выглядит просто, но элегантно, с высокими окнами и белыми рамами. Большинство парят на своей собственной платформе, отдельно от других, но с первого взгляда можно распознать, что это единый летающий город.
Цвета! Цвета были очень важны. Ярко-голубое небо над золотистыми облаками. Дома могли быть бежевого, розового и светло-серого цвета, но каждый из них должен выглядеть так, будто он сияет. С фасадов свисают сине-красные флаги - редкие акценты чистых оттенков среди пастельных тонов. У подножия домов растут кусты и деревья, пышущие здоровой зеленью.
Но была одна вещь, которая притягивала взгляд в первую очередь. Протянутая бронзовая рука, которая пробивает белую дымку. Распахнутые крылья, на которых блестит золотом свет. Вуаль из облаков накинута на голову и скрывает черты лица. Статуя ангела возвышается над городом, втрое выше любого самого большого здания, и будто зовёт на Небеса.
Единственная мысль, единственно возможная реакция при виде этой картины - «Аллилуйя».
По крайней мере, таков был замысел. Реальность была далека от идеала.

[Karoshi]

19 июня, 1907

Когда послышался стук, Букер с подозрением медленно открыл дверь и почти сразу захотел захлопнуть её.
- Добрый вечер, мистер Девитт, - улыбнулась молодая девушка с ямочками на щеках. За её спиной стоял похожий экземпляр. - Мы работаем вместе с Анной и хотели посетить бедняжку... Можно войти?
Букер невольно посторонился, иначе жизнерадостная девушка уткнулась бы носом ему в грудь. Боже, что ему делать?
- Добрый вечер, но Анна... Я не думаю, что она вас примет.
- Чушь, - подмигнула девушка, - Анна всегда протестует вначале, но если её поупрашивать - она сама в итоге будет рада, что согласилась. К тому же...
Гостья подняла одной рукой корзинку и покачала её:
- У меня есть для неё гостинец!
- Я могу передать ей... - начал было Букер.
- Нет, нет, только ей лично в руки! - Девушка прижала корзинку к себе и озорно стрельнула глазами. - Кстати, это дверь, случайно, не в комнату Анны?
Букер считал бессмысленным отрицать очевидное:
- Да, но она...
Девушка была быстрее и, схватив ручку двери, безуспешно за неё подёргала.
- Шэрон, - послышался скрипящий голос, который с таким же успехом мог принадлежать старухе, - дверь закрыта, так что можешь даже не пытаться.
- Анна, - закрыла ладошкой рот девушка, - твой голос звучит ужасно!
- Выгляжу не лучше, - ехидно прошептал голос за дверью.
- Она не это имела в виду, Анна, - вклинилась вторая девушка, до это молчавшая.
- Я знаю, Сандра, я знаю. Ты тоже пришла.
- Конечно, мы пришли! - Тряхнула головой Шэрон, - это, должно быть, неимоверно скучно - лежать в кровати, пока на улице стоит лето, а потому мы пришли тебя развеселить.
- Вы выполнили задачу. Идите домой, - вздохнула Анна.
- Ты так легко не отвяжешься, - сощурилась Шэрон, одной рукой упёршись в бедро. - Ты впустишь нас, мы покажем подарок и, конечно, мило поболтаем. И только тогда мы, может, согласимся уйти!
- Шэрон, моя комната выглядит как свалка, а я не лучше. Миссис Моррис убьёт меня, если я заражу вас тоже. Если вас действительно хотите как лучше - уйдите.
- Анна... - попыталась опять Шэрон, но её прервала Сандра.
- Ты знаешь, она права. Дай ей отдохнуть.
Шэрон недовольно взглянула на свою подругу, но неохотно поддалась.
- Хорошо, хорошо! Только предупреждаю, как только ты выйдешь на работу - мы похитим тебя на длинную прогулку по магазинам и променадам!
- Уже дрожу в страхе, - сказала Анна и закашляла на половине слова.
Букер положил обеим девушкам руки на плечи, от чего они вздрогнули, и мягко сказал:
- Мисс, я думаю вам пора идти. Попрощайтесь с Анной и дайте ей выспаться.
Прощебетав прощание и пожелания выздороветь, девушки наконец-то покинули их квартиру. Букер дождался, когда топот на лестнице утихнет, и захлопнут входную дверь, только тогда он вздохнул и постучал Анне.
- Можешь открывать дверь, - Букер заметил оставленную корзину и, подняв с пола, порылся в ней, - кстати, они принесли немного колбасы! Золотые люди. Может, ты будешь болеть почаще?
- Ха. Ха. Ха, - прошипела Анна, открывая дверь. - Принеси мне воды.
Букер послушался и заодно поинтересовался:
- Как тебе удалось заговорить таким голосом?
Анна сделала глоток и улыбнулась:
- Помнишь сказку с козлятами? Я в панике покрошила мел до пыли и съела, - она содрогнулась, - Отвратное ощущение.
Плечи Букера затряслись, и он отвернулся, стараясь не захохотать во весь голос.
- Смейся, смейся. За твою актёрскую игру я могу поставить только тройку с минусом. Единственный лучик света - то, что ты сумел их быстро выпроводить.
Букер вытер слезы, и кашлянул:
- Спасибо хоть за это. Как картина?
Анна взглянула в сторону полотна и дёрнула плечом:
- Это ты должен ответить на этот вопрос.
Букер подошел к самодельному мольберту, который являлся конструкцией из стола, перевернутой табуретки, нескольких досок и огромного количества веревок. Оно было удивительно устойчивым, особенно учитывая, что Анна строила его сама.
В начале она пыталась сделать из картины секрет, но, похоже, вскоре сама поняла, что это невозможно в квартире с двумя комнатами. Закрывать каждый раз дверь на замок было слишком подозрительным, и Анне пришлось неохотно посвятить отца в свой план.
Последние дни она полностью отдавала себя картине, симулируя грипп, чтобы не идти на работу. Букер не протестовал. Анна дышала и жила ради этого конкурса, и очень скоро всё закончится - худом или благом. Не то, чтобы Букер не верил в талант дочери, но он не верил в благосклонность снобов или справедливость мира.
Но если говорить о картине, а не о конкурсе... то она была особенной. Букер никогда не был ценителем искуства и красивые мазюки никогда не казались ему особо интересными. Но увидев эту картину в витрине, он бы остановился. В ней была история. В ней была едва слышно прошептанная загадка.
- Ты оставила облака на попозже? - спросил Букер.
- Да. Лучше сконцетрироваться на домах, ведь люди будут рассматривать именно их.
- А на место облаков можно просто намазюкать белый. Ясно.
- Я не это имела в виду!
- Но что-то похожее. Не бери в голову.
Анна фыркнула и перекрестила ноги. Букер знал, что она нервничала. Ей никогда не нравилось подставлять себя или свои творения чужому оценивающему взгляду.
- Тебе очень удалась статуя, - наконец сказал Букер. - Крылья, руки... с твердостью металла и мягкостью женщины. Дома выглядят реальными, пусть даже летают в воздухе... и улица с гуляющими людьми. Тоже понравилось.
Едкий комментарий, который Букер ожидал от Анны, отсутствовал. Он повернул голову к ней. Она смотрела на него, не отрываясь.
- Ты думаешь, я успею?
- Я думаю, это вопрос, на который можешь ответить только ты, - невесело улыбнулся Букер. - Ты сможешь это сделать?
Анна встала и подошла к картине, разглядывая её из-под полузакрытых век.
- Да, - наконец произнесла она. - Я сумею.
Букер притянул её за плечо к себе и поцеловал в макушку. Анна не сопротивлялась, и пусть её выражение лица стало мягче, взгляд был всё так же прикован к картине.

Похоже, картина Анны занимала его мысли больше, чем он признавал. Иначе было не объяснить, почему Букеру, который помнил свои сны раз в год, недавно приснился тот самый нелепый летающий город.
Во сне Букер стоял на мостовой и, сощурив глаза, пытался привыкнуть к ослепительному свету. Ощущение было похожим на то, будто ты на корабле: плавно поднимаешься вверх и опускаешься вниз, сам не двигаясь с места.
Букер впитывал вид и запахи, слишком оглушенный, чтобы сделать хоть шаг. Такая знакомая смесь запахов: сахарная вата, цветы и свежая краска - но почему знакомая? Даже во сне это показалось странным.
Над ним послышался пронзительный металлический скрежет, и мелькнула тень, чтобы так же скоро пропасть, как и появилась. Взглянув вверх, Букер заметил висящие в воздухе рельсы и, следуя за ними взглядом, распознал фигуру человека, скользившего дальше по этой воздушной дороге. Безумство. Этих рельс даже не было на картине Анны.
Но когда взлетают голуби, когда облака открывают взгляду статую, Букер забывает о всем, что происходит вокруг. Ведь у бронзового безжизненного ангела с распахнутыми руками лицо Анны.
Букер проснулся с быстро бьющимся сердцем. Он сам не понимал, что показалось ему настолько ужасающим в этом виде.
Может быть, эта - ничем не обоснованная - ассоциация с клеткой.

[Karoshi]

21 июня, 1907

Анна держалась, как ей хотелось думать, королевой. Если же ей это не удавалось, то она выглядела забитой пастушкой среди презрительно усмехающейся толпы. Анна медленно сделала маленький глоток из бокала шампанского и равнодушно скосила взгляд, будто рассматривая картину. В этом не было нужды, ведь она успела за последний час запомнить каждую деталь и складку на платье нарисованной женщины, которая сложила руки в молитве и с умоляюще-наивным взглядом смотрела вверх. С каждой минутой это выражение лица раздражало Анну всё больше и больше.
Смотреть на других гостей хотелось еще меньше.
Самый худший сценарий, который Анна расписывала себе дома, в отчаянии нарезая круги, не воплотился в реальность: её не остановили у входа, скорее всего, приняв за прислугу или молодую гувернантку, а её картину в итоге допустили к конкурсу.
Один мужчина помоложе ворвался тогда в разговор, который она вела с джентльменом, который принимал картины и записывал имена участвующих, и начал сомневаться в её праве участвовать в конкурсе. Со снисходительным и явно напускным сочувствующим видом он спрашивал, где она, "дорогая девочка", была во время предварительной регистрации двумя месяцами ранее. Несмотря на ухнувшее сердце, Анна, любезно улыбаясь, железным тоном поправила его, что регистрация желательна, но не обязательна, и тот факт, что джентльмен напротив не возражает, подтверждает её слова.
Молодой мужчина пожал плечами и с уязвленным видом покинул их. Как Анна и предполагала, правило, к которому взывал парень, не было обязательным. Она надеялась, что когда она диктовала своё имя и передавала картину, мужчина с серыми висками не заметил её дрожащих от волнения рук.
После того, как все кандидаты были зарегистрированы, их загнали как стадо гусей в следующий зал, где им предложили насладиться беседой и предложенным шампанским. Моментально образовались группки сахарно улыбающихся женщин, которые усердно сплетничали про своих конкуренток. Судя по тому, что Анна видела лишь молодых девушек, их матерей и редких отцов, конкурс был, скорее всего, ориентирован на женщин её возраста. Анна знала, что каждый косился на неё и спрашивал себя (или собеседниц), что это за простушка в голубом платье. Заговорить с ней никто не заговорил, и она была этому рада. Чувство надвигающейся катастрофы не покидало её с самого начала, и едкие шпильки и скрытые издевательства вряд ли улучшили бы настроение.
От целого часа стояния в ожидании невесть чего у Анны затекли ноги, но она не смела слишком часто переносить вес с ноги на ногу или тем более прохаживаться туда-сюда. Особенно ей нельзя было показывать, насколько она нервничает. Фарс будет продолжаться, пока Анна не дрогнет, и тогда её обязательно выпроводят как фальшивку.
Самым худшим было, что Анна не знала, чего ждёт. Разве жюри не требуется несколько дней, чтобы определить лучших? Анна насчитала двадцать три девушки и, соответственно, двадцать три картины. Разве они могут за несколько часов согласовать мнение нескольких людей и выбрать своих фаворитов?
Если люди ждут не жюри, тогда чего? Может, эти женщины остались тут не столь ради конкурса, а чтобы поболтать между собой, не желая сразу возвращаться домой? В таком случае Анна напрасно осталась здесь.
Но если она не права, то пропустит решение жюри. Никто не спросил её адреса, и, следовательно, у них нет способа связаться с ней - даже если они захотят это сделать.
Анна знала, что нагоняет себе страху, и все эти размышления бесполезны. В попытке успокоиться, она дотронулась до медальона с птицей на шее. Будь смелой, Аннабель.
- Диана Джонсон, - провозгласил мужчина в официальном костюме.
Анна вздрогнула. Неужели так быстро, они решили?!..
Девушка, которая, скорее всего, была Дианой, поспешно последовала за мужчиной. Когда оба покинули зал, люди заговорили все разом, но постепенно шум начал утихать. Почему-то все перешли на шёпот и стало намного тише, чем раньше. В воздухе висела напряжённость.
Нет, облегчённо поняла Анна, это ещё не победительница. Но зачем тогда её вызвали? Может, они сначала выбирают самых достойных, а потом отсылают остальных домой?
Через пять минут Диана вернулась, и назвали имя другой девушки. К Диане подтянулись её конкурентки, не в силах сдержать интерес. Анна видела издалека, что Диана была немногословной и скоро извинилась, сказав, что пойдёт "освежиться", и сбежала от любопытства окруживших её людей.
Затем пришла вторая девушка, и за ней вызвали третью кандидатку. Многие участницы откалывались от старых группок, и скоро в зале появилась новая констелляция симпатий и сплетен. Эти движения позволили Анне поближе подобраться к одному женскому кружку, чьи слова было сложно понять, за исключением одной массивной и величественной мадам.
- Дорогие, вы всё путаете, - женщина взмахнула веером. - Баронесса не участвует в отборе.
В ответ ей энергично, но для Анны невнятно, возразили.
- Ну и что, что финансирует? - Покачала головой мадам. - Её начальные ожидания не оправдались. Разочарование баронессы было ощутимо уже после последнего конкурса. Конечно, она будет продолжать поддерживать искусство и развивать молодые таланты, но лично участвовать... нет.
Женщины зашушукались между собой, и мадам захихикала:
- Шалунишки, каждая из вас! Конечно баронесса была достаточна мудра, чтобы не говорить вам о составе жюри. Иначе вы бы все набросились на них как гончие и поили бедняг чаем до тех пор, пока они в помешательстве не назвали бы вашу дочь победительницей.
После шокированного молчания последовал едва сдерживаемый хохот, вызвавший удивленные взгляды окружающих. Не так уж и смешно, подумала Анна, но, скорее всего, у всех сдавали нервы.
- Как бы то ни было, я знаю, что жюри не говорят своё мнение в открытую. Они будут критиковать, спрашивать об использованной технике и причинах, из-за которых художница выбрала свой сюжет. Они хотят удостовериться, что это действительно нарисовала та, которая подписалась под картиной - а не неизвестный доброжелатель, - обронила мадам, как ненароком роняют зажжённую связку динамита.
После этой информации женщины отбыли одна за одной, похоже, слыша эту новость впервые и желая в последний момент предупредить дочерей.
Анна пыталась дышать ровно, зная, что она на грани срыва. У неё не было техники рисования! Её полотно было краденным, как и всё остальное! Перед глазами мелькнуло её полотно, и как жюри обнаруживают чужую метку на обратной стороне холоста... Но нет, это невозможно. Она ведь проверяла!
Что она ответит на вопрос по поводу сюжета? Что ей приснился город?! Как ребёнку, которому приснился кит с крыльями, которого он рисует на утро. Как мило! Это не говоря о том, что после критики её колени превращались в мягкий пудинг. Вспомнить только то, как Даббен третировал её в детстве!
Но она ведь научилась давать ему отпор, не так ли? Анна больше не была ребёнком. Она была молодой женщиной, которая умела вешать клиентам лапшу, не говоря ни слова лжи. По ней скатывалось любопытство и фальшивое сочувствие, когда видели её мизинец, как по стеклу скатываются капли.
Анна была на грани срыва, это правда. Но ей было пора привыкнуть балансировать на лезвии ножа.
Длинный холл, настолько же роскошный, как и остальные помещения, но совсем пустой, если не учитывать картин. Ничто не должно было отвлекать от стоявших рядами мольбертов, и, особенно, рисунков, лежавших на них.
Мужчина замедлился и повернулся к ней.
- Мисс, я надеюсь, вас не затруднит подождать рядом с вашим творением? Жюри скоро присоединятся к вам.
- Конечно, - кивнула Анна, чуть не добавив «мсье». Она не была уверена, был ли её ответ достаточно вежлив и стоило ли ей делать реверанс. Деревенщина прибыла, кисло подумала Анна.
Мужчина поклонился и покинул её. Было ли это предварительным тестом? Возможно, они хотели проверить, найдут ли девушки свою собственную картину. Было забавно представить, как молодая барышня безуспешно ищет купленную картину и падает в обморок, когда прибывает комиссия. Анна улыбнулась, и напряжение немного спало. Затем она попыталась вычленить взглядом светлые картины, среди которых могла бы быть её, и прошлась мимо рядов, неспешно ища свой город.

[Karoshi]

В жюри были исключительно солидные мужчины за сорок, причем, многие выглядели совсем не так, как Анна представляла себе художников или серьёзных критиков. Тут были люди, одетые как магнаты бизнеса, обычные джентльмены и худые бородатые фигуры, которые ассоциировались у неё с учеными.
Анна ждала их приближения.
- Мисс, пожалуйста не стойте как подсудимая, - усмехнулся мужчина в бороду, но, кажется, без насмешки. - Мы не расстреливаем милых девушек, я клянусь вам.
Анна неуверенно улыбнулась и постаралась расслабиться. Отличное первое впечатление.
- Аннабель Девитт, я полагаю? - Тихо спросил другой мужчина, и когда Анна кивнула, продолжил. - В таком случае, мы рады познакомиться с вами.
Каждый из жюри коротко поклонился.
- Я боюсь, что у нас нет времени, чтобы каждый представился лично, как вы, без сомнения, понимаете. Поэтому мы перейдем сразу к делу.
- Ваша картина, - произнес тихий мужчина, поправив очки. - Мы успели с ней предварительно познакомиться, но - увы! - так и не узнали её названия.
- На холсте не было подписи, - пояснил кто-то.
- Картина называется «Колумбия», - сказала ровным голосом Анна, глядя жюри в глаза. - Я назвала её так в честь Всемирной Колумбийской Выставки.
Даже для неё это звучало фальшиво.
- Действительно? - Поднял брови один из жюри. - Могу я спросить, в чем состоит связь между, простите, выставкой и летающим городом?
- Как я хотела бы напомнить, колумбийская выставка состоялась, чтобы показать чудеса технологии и прогресс Америки с тех пор, как Колумб открыл этот континент. Это был буквально город внутри города, с домами, оснащёнными изобретениями последних десятилетий. Колумбийская Выставка была окном в будущее.
- И наше будущее в облаках? - Дружелюбно хмыкнул тот шутник с бородой.
- Возможно. Вы хотите жить в облаках? - С улыбкой ответила Анна.
- Я? О нет, нет. Высота и я никогда не смогли бы подружиться, - хохотнул мужчина.
- Простите, что прерываю, - сказал темноволосый мужчина, в голосе которого была только неумолимость и ноль сожаления. - Но я хотел спросить, как вписывается религия в вашу «выставку»? Технология человека... позволяет возвысится до Престола Божьего?
Анна сдержалась, чтобы не залепетать в отрицании, и спросила в ответ:
- Сэр, вы могли бы мне сказать, что Вы лично считаете причиной для успеха и благоустроенности Америки?
Мужчина скривил губы:
- Я думаю, вы хотите, чтобы я сказал "технология".
- Неверно, - покачала головой Анна, - в начале, когда первые колонисты прибыли, тут не было технологии. Когда они отправились на Запад, тут не было технологии. Когда они выжили и строили поселения, тут не было технологии.
- Тогда в чём ваш ответ? - Брюнет явно забавлялся, разговаривая с ней.
- Бог вёл нас сюда, и только по его воле мы в Америке смогли развить технологию. Если она не в Божьем плане, то Бог её и отберет.
- Интересно сказано, - пробормотал до этого молчащий жюри. - Хотя я не совсем уверен, что согласен.
- Как бы то ни было, я думаю, нам следует отложить религиозные дебаты. У нас истекает время, - сказал тихий мужчина, которого Анна считала главным. - Я хотел спросить вас, можете ли вы озвучить ваш процесс работы, и какими школами вы инспирировались?
- Я боюсь, это не в моих возможностях, - сказала Анна со стуком сердца в ушах. - Я самоучка.
- Как я и предполагал, - сказал мужчина себе под нос. Анна ощущала себя так, будто её ударили. - В любом случае, это очень интересная картина, и мы благодарны за ваше подробное пояснение. Вы можете вернуться в зал.
- Спасибо, - сказала Анна и покинула их. Если бы она попыталась сделать реверанс, то её ноги точно подкосились бы. Она надеялась, что это не было настолько похоже на бегство, насколько оно им ощущалось.

Духота в зале, нестерпимо громкие женские голоса и яркая какофония цветов - все это мало затрагивало Анну. Она вспоминала, как в детстве листала толстые книги и чихала от пыли. Помнила, как она впервые прочитала про Всемирную Колумбийскую Выставку и с восторгом узнала, что та проводилась в тот год, когда она родилась.
Было правдой, что ей против всей логики хотелось посетить выставку, которой больше не существовало. Но при чём тут был летающий город? Ей было трудно сказать. Это было самой грандиозной ложью в её жизни, но всё же казалось, что в ней было зерно истины.
Анна ощущала себя истощенной.
Она дождалась конца, когда объявили, что результаты можно ожидать через неделю, и что тогда в этом же здании будет проводиться церемония для победительницы. Анне хотелось бы покончить с этим прямо сейчас, но, с другой стороны, она была рада неведению, которое будет длиться ещё немного.
Анна пропустила основной поток людей перед собой и лишь затем последовала к выходу. В приемном холле было прохладно, и она зябко передёрнула плечами. Затем её негромко окликнули.
- Мисс Девитт, - сказал мужчина, который был из жюри. На нём было коричневое пальто, и, похоже, он ожидал её.
- Добрый день, сэр, - сказала Анна. Часть её была взволнована, другая часть лишь хотела домой и спрятаться навеки под одеялом.
- Зовите меня мистер Фредериксон. Я хотел с вами поговорить.
Анна кивнула. Ей все равно некуда бежать.
- Вы, несомненно, слышали, что результаты будут лишь через неделю... но я уже хотел сказать вам, что вас с самой большой вероятностью не будет среди финалистов.
Анна чуть не рассмеялась ему в лицо и едва сдержала слёзы. Казалось, её лицо было каменным.
- Вашу неопытность было легко заметить, и многие переходы были слишком резкими. Это была торопливая работа, которую нельзя назвать лучшей, особенно ради справедливости к другим, более тщательным работам, - мужчина поправил очки. - Но ваш талант нельзя отрицать.
"Могу я сварить и скушать свой талант?" - гневно подумала про себя Анна.
- У вас есть... видение. Когда я увидел вашу картину, я был удивлен, а потом заинтригован. Я смотрел, и смотрел... и пусть все шероховатости сразу бросались в глаза - она было уникальна, - мужчина будто глядел вдаль. - Я тогда подумал, что это не может быть последней картиной для её создательницы. Я хочу видеть больше.
Он снял очки и взглянул Анне прямо в глаза:
- Если я предложу вам возможность воплотить мои слова в реальность, вы согласитесь?
- Что вы имеете в виду? - Медленно сказала Анна.
- Я предоставлю вам моё ателье и возможность учиться у меня.
- У меня нет средств на краски и холсты, - проговорила Анна, ощущая, что земля как лёд треснет под её ногами.
- Это не проблема. Я могу предоставить вам всё необходимое.
Анна сделала вдох, будто впервые за этот короткий разговор:
- Я с величайшей благодарностью принимаю ваше предложение, мистер Фредериксон.

[Karoshi]

9 сентября, 1908

Когда Букер вошёл, Анна была одна в ателье. Он это знал, потому что она пела по-французски, а пела она обычно только в одиночестве. Как всегда, тут был беспорядок, и Букеру приходилось перешагивать через папье-маше и заляпанные краской тряпки.
Картину, над которой она работала, он видел впервые.
- Чем это будет? - Спросил Букер, и Анна вздрогнула, резко обернувшись к нему.
- Не подкрадывайся больше, - бросила Анна, повернувшись к Букеру спиной. - Я не помню, чтобы я приглашала тебя сюда.
- Я всего лишь поинтересовался насчёт картины, - мягко сказал Букер. - Это не причина огрызаться.
Молчание было ему ответом. Анна макнула кисть в цвет на палитре и сделала темный мазок.
- Анна... я подумал над тем, что ты сказала.
"Воистину?" - вопрошала расправленная спина Анны.
- Я понимаю, почему ты ушла. Правда.
- Да? - Тихо спросила Анна, - это было после первого раза, когда я застала тебя читающим мой дневник? Или было это во второй раз? Тебе понравились мои последние зашифрованные записи?
- Анна...
- А, шифр тебе не понравился! Но когда я отмычкой открыла свою собственную дверь, где ты меня запер - разве это не было весело!
- Я волновался за тебя!
- Нет, - ледяным голосом сказала Анна, обернувшись. - Ты запер меня. В этом есть разница.
- Ты не слушала меня!
- Я слушала тебя. Очень внимательно, ни разу не прервав. Но я просто не соглашалась.
Букер пытался успокоить себя и почти ровным голосом спросил её:
- Но ты понимаешь, почему я это сделал?
Анна устало отложила палитру с кисточкой и натянуто улыбнулась:
- Давай, я перечислю твои аргументы. "Мне не нравится рожа твоего босса" - раз, - Анна начала расхаживать, не глядя на Букера, и добавила, - если ты прервешь меня хоть раз, то наш разговор закончен.
- Итак, "рожа босса" - раз. Несомненно, он хочет развратить меня. Но не он единственный! Мои новые покровители тоже развратники - второй аргумент. Я знаю, что далеко не все альтруисты или ценители искусства, - Анна остановилась. - Но ты видел и знаешь, что я не беззащитна. И не смей считать меня ребёнком.
Букеру хотелось потрясти её за плечи. Ей шестнадцать лет!
- Мой босс меня использует - третий аргумент. Самый лучший из всех, кстати, ведь он полностью соответствует правде. Да, я знаю, что продавая мои картины в своем магазине, он забирает себе полагающуюся ему долю. Мою же помощь в своих картинах он редко упоминает. Но я считаю наш обмен равноценным, и наша сделка затрагивает только нас обоих. Твои советы приветствуются - то есть, приветствовались - но это моё и только моё дело!
"Ты вляпалась в практически рабство, - хотелось ему прокричать. - Ты не видишь этого?! Я твой отец и это ещё как моё дело!"
- В-четвёртых, ты моя дочь, и ты принадлежишь мне. Не смей уходить. Не смей влюбляться. Не смей умалчивать секреты. Я люблю тебя. Не смей забывать - когда я наказываю тебя, это любовь.
Букеру было больно дышать.
- Отец. Ты видишь во мне сейчас что-то странное? - Анна остановилась перед ним, и в её голосе было сочувствие.
Букер не понимал, к чему она клонит, но послушно взглянул на неё, медленно осмотрев сверху вниз. Волосы, стянутые назад. Фартук, заляпанный краской, и под ним длинная юбка. Кофта с закатанными рукавами. Короткие ногти в краске. Она выглядела красивой даже так.
Но Анна была права. Какая-то мелочь, что-то было странным. Давая подсказку, Анна подняла подбородок, обнажая шею взгляду. Медальон...
На нём была видна клетка.
- В тот день, когда я ушла, я призналась себе в чём-то. Мир состоит из клеток, и если я останусь, то я застряну в самой первой.
- О чём ты... - прошептал Букер.
- Ты хочешь, чтобы я была всегда с тобой - твоя верная и безупречная дочь. Потом мне придётся стать верной и безупречной женой, хочется тебе этого или нет. Но проблема в том, что я повреждённый товар, - Анна с кривой улыбкой помахала отсутствующим мизинцем. - Покалеченная рука, острый язык и слишком высокое самомнение... Даже если мне повезёт с мужем - а мне не повезёт! - я не прощу себе или ему, что забросила мои мечты. Либо я сломаю эту клетку, либо она сломает меня.
- Но проблема никогда не была в тебе, Букер, - сказала его дочь. - Проблема в том, что я родилась женщиной, и мир приберёг для меня мириады клеток. Женщине нельзя заниматься чем-либо, если за ней не присматривает мужчина. Это ателье, - Анна развела руками, - моя вторая клетка. Никто не принимает картины женщины всерьёз. Никто не слушает меня, и дело не только в моем возрасте.
Взгляд Анны - как всегда - был слишком серьёзным и взрослым. Букер сморгнул и опустил голову.
- Скоро я найду себе другую клетку. Это моя последняя картина... по крайней мере, последняя картина, нарисованная чужими красками.
- Анна, - сказал хриплым голосом Букер, - я никогда не хотел видеть тебя в клетке.
- Я знаю, - в глазах Анны блеснули слезы, несмотря на улыбку. - Я знаю. Но ты... ты не можешь по-другому. Это самое худшее. Если ты обнимешь меня, то ты задушишь нас обоих.
В их молчании звучали гнев и боль, сочувствие и горечь, вина и просьба. Букер развернулся, чтобы уйти. Половицы скрипели под его шагами, и каждый шаг был как последний, а на плечи будто навалилась гора. В её словах была правда, которую было невозможно отрицать.
Но, ведь, когда его дочь была младенцем, Букер дал обещание: что он никогда её не отпустит...

[Karoshi]

7 июля, 1909

Зал был почти полон. Пусть деревянные сиденья были обиты лишь дешёвым плюшем, узор на подлокотниках создавал хотя бы иллюзию роскоши. Это относилось ко всему помещению: люстры с электрическими лампочками, жёсткая красная ткань занавесей и скрипящий занозистый паркет.
Тем не менее, все места были распроданы, и то, как Букер получил билет, и кто ради этого должен был умереть, было темой, которую он предпочёл бы не поднимать (вообще-то обошлось без смертей, но от этого приятней история не становилась).
Он сидел на последних рядах, прямо за женщиной в гигантской шляпе с синим пером. Любой другой на его месте, скорее всего, возмущался бы или пытался пересесть, но Букера это не беспокоило. Если бы только ему повезло с другими соседями, как с этой леди - слева был засыпающий старик, который, похоже, не понимал значения слова "личное пространство", а справа слишком словоохотливый и упитанный мужчина. Букер отвечал односложными предложениями, если вообще снисходил до ответа.
В помещении было слишком тепло, а Букер и так ненавидел ждать. Дурацкие вопросы соседа, пронзительный смех женщин и запах чужого пота раздражали постепенно больше и больше, так же, как в один момент проступает кровь, если ободрать руку наждачной бумагой.
Но, наконец, кто-то начал открывать красный занавес, точнее, его левую половину. Правая полоса застряла и лишь после нескольких отчаянных рывков поддалась и отъехала в сторону. Были слышны лёгкие смешки.
"Зрелище только началось, а публика уже развлекается", - с недовольством подумал Букер.
На сцене были два человека - виолончелист, сидевший позади, и сама певица. Люди утихли, когда прозвучали первые ноты, если не из-за уважения, то хотя бы не желая испортить развлечение, за которое они заплатили.
Потом в мелодию безупречно влился голос.
Пела Аннабель, конечно, на французском. Букер отклонился назад и слушал, полуприкрыв глаза. Ему не нужно было видеть Анну, чтобы отчётливо представить, как она выглядит. Чёрные кудрявые волосы. Правая рука прижата к юбке, чтобы спрятать мизинец среди складок. Блестящие глаза.
Она вложила всю свою душу в песню. Букер не понимал ни слова, но там звучала мольба и страсть, которую было невозможно не заметить. Её голос поднимался до высот, чтобы потом упасть почти до бархатного шёпота.
Сжималось его сердце в неге или боли - он не мог различить.
- Ну что за штучка, - тихо сказал мужчина справа.
Букер открыл глаза.
- Я ведь говорю чистую правду, - сосед обращался прямо к Букеру. - Немного щупловата, на мой вкус... но формы есть. Что же в ней такое, эдакое...
Букер сжал подлокотник, обернувшись к нему:
- Заткнись, иначе я сам заткну твою пасть.
Мужчина вздрогнул и пробормотал себе под нос:
- Ради Бога... было бы с чего начинать ссору...
Но это не было его последним словом. Едва слышно мужчина продолжал разглагольствовать сам перед собой, так что Букер понимал лишь отрывки.
- …явно приходит не впервые... скромничает, ишь ты... но какая шейка у неё...
На лбу Букера вздулась вена, но он старался игнорировать эту свинью.
- …небось, ухажёры толпами... может, зайти после... небось, не отобьётся... хе-хе...
Букер замахнулся и врезал, даже через красную ярость слыша треск ломающегося сидения.

Запах духов казался чуждым, как и всё остальное в этом помещении. Похоже, салон был женской территорией, и Букер был не в своей тарелке. Со стульев свисали платья, на столах разбросана бижутерия и макияж. Краска на стенах потрескалась и местами осыпалась, а в дальнем углу стояла стремянка, и лежали инструменты. Букер не мог перестать ходить туда-сюда, нервничая.
Дверь бесшумно открылась под рукой Анны, и, когда она столь же осторожно закрыла её, Букер начал извиняться:
- Анна, я...
Она устремилась к нему и дала такую пощёчину, от которой прозвенело в голове. Букер в шоке уставился на неё.
- Насколько ты должен меня ненавидеть, если так успешно делаешь мою жизнь адом! - Анна с трудом удерживала гневный шёпот. - Ты знаешь, что ты наделал?!
- Испортил твоё представление, - выдавил Букер.
- Представление, ха! - Анна оскалилась в насмешке. - Среди зрителей сидели журналисты! Заместо моего номера они будут писать о гораздо более увлекательном для высокого общества мордобое и твоем побеге!
- Анна... ты не должна была меня скрывать или помогать мне. Твоя репутация...
- …и так идёт к чёрту! Не в последнюю очередь - благодаря тебе! - Анна сглотнула и опять постаралась понизить тон. - Там были не только репортёры, Букер Девитт! Там были уважаемые ценители искусства и сценаристы опер, чьи турне проходят по всей Европе! Мне даже обещали...
Анна прервала себя, отведя взгляд.
- Обещали что? - Букер сделал шаг вперёд, - Анна, что они тебе обещали? Париж? Отвечай мне!
- Разве это важно? - Тихо произнесла Анна, отвернувшись. Её плечи начали содрогаться. - Моя карьера... разрушена.
Она подошла к столу и оперлась на него руками. Букер слышал, как она плачет.
- Анна, мне очень жаль... но это к лучшему, поверь мне...
Когда Букер приблизился к ней и положил руку на плечо, Анна резко обернулась и ударила его гаечным ключом в висок.

Букер очнулся на полу. Схватившись за стол и подтянувшись вверх, он увидел в зеркале синяк на скуле - памятку о драке - и шишку на голове - памятку об Анне. Он надеялся, что это не останется последним напоминанием о ней.
На столе была записка, которую Букер прочитал:
"Отец, я сожалею о том, что мне пришлось так поступить. Но ты не отпустил бы меня иначе, и я не могла рисковать, уповая на противоположное.
Я покидаю Нью-Йорк, и тебе не удастся меня остановить."
Букеру хотелось разорвать или бросить послание в сторону, но он удержался и засунул его в нагрудный карман. Потом он пинком открыл дверь, нисколько не беспокоясь о том, что его ищет полиция.

[Karoshi]

Букер не мог пробежать весь путь до доков, но, тем не менее, попытался это сделать. У него кололо в боку, и он уже начал задыхаться к тому времени, когда услышал первые крики чаек. Последние кварталы Букер пересёк, переходя с трусцы на быстрый шаг и наоборот.
Порт. Теперь что?
Букер взял первого попавшегося чиновника за грудки, спрашивая, где пришвартованы пассажирские корабли, которые сегодня отбывают в Париж. Когда тот с недоумевающим видом ответил, что в Париже нет порта, Букер чуть не накричал на него, что ему всё равно.
Корабль, отбывающий во Францию, был в четырнадцатом доке.
Уже пробиваясь через толпу, Букер понял, что не успеет. Слышался прощальный гудок, люди махали платками, и было слышно жужжание мотора. Он продолжал двигаться вперёд.
В конце концов Букер достиг ограждений у края дока. Между ним и кораблём было как минимум два метра расстояния. Как безумный, он отчаянно кричал имя Анны, и не менее безумным был тот факт, что среди бесчисленных пассажиров он действительно различил фигуру дочери.
Вся бледная и с безразличным выражением лица, Анна смотрела, как отец бушует на земле, не подавая знака, что слышит его.
Корабль продолжал следовать своему курсу, постепенно удаляясь. В глазах Анны - он знал это - отражались пронзительно-синее небо и равнодушно улюлюкающая толпа. Хор волн был неумолим.
Наконец утихнув, Букер сжимал поручни до боли в костяшках.

17 августа, 1909

Отец.
На этом начиналось и обрывалось письмо. Элизабет потёрла переносицу и опять поднесла ручку к листу бумаги. Так она замерла, пока её взгляд рыскал по столу, будто в поисках подходящих слов. Их не было. В конце концов хорошие манеры продиктовали ей продолжение.
Я пребываю в безопасности и среди хороших друзей. Мой выбор нового места жительства так же предсказуем, как и очевиден - Париж.
Её рука дрогнула, и волнистая линия испортила письмо. Элизабет в раздражении смяла листок и взяла новый.
Путешествие было долгим, но лёгким. Мой номер был уютен, и я не страдала от морской болезни. Разговоры с другими пассажирами помогли скоротать время.
Я сожалею о том, как мы расстались.
Элизабет спохватилась вовремя, едва не написав своё новое имя. Она слишком вошла в роль.
Аннабель.
В этом слове она будто видела свой детский почерк, и это тоже раздражало её. Прочитав всё письмо сначала, Элизабет отдалённо отметила, что лишь в первом слове был хоть какой-то намёк на искренность. Тем не менее, ничего не изменить.
В комнате царил сумрак, а в её теле приютилась усталость. По щекам текли слёзы, но они не капали на бумагу и тем более не могли достигнуть отца.

15 сентября, 1909

Букер спросонья опрокинул пустую бутылку, которая, чудом не разбившись, покатилась по полу. Стук в дверь отзывался болью в голове, и он простонал, приложив запястья к глазам.
- Прекратите! Я не открою... да хватит уже стучать!
Кто... что от него хотели?
"Долги, - смутно промелькнула мысль. - Но я давно их оплатил", - вяло возразил Букер самому себе.
- Девитт, - рявкнул кто-то за дверью.
- Отстаньте! Просто оставьте меня в покое!
- Иди к чёрту. Это Генри.
Букер, застыл, и даже боль утихла на секунду, чтобы затем вернуться с новой силой. Будь он всё ещё пьян, он заскулил бы от ненависти к себе. Но он был трезв и мучился от похмелья, потому Букер открыл дверь, чтобы хотя бы прекратить этот отвратительный стук.
Букер и без сочувствующего взгляда Генри знал, что выглядел как дерьмо. Он отвернулся и опять сел за стол. Генри устроился на стуле напротив. Молчание не было для него новым. Это всегда было любимым средством коммуникации Генри.
- В баре мне сказали, что тебя уволили. Ты сломал руку клиенту.
"Что ещё они сказали? - Подумал Букер. - Что я вёл себя как зверь? Что это было последней каплей после череды пропущенных дней и пьянства на работе?"
- Едва нашёл тебя.
Букер пожал плечами. Мог и не находить.
Генри не выглядел раздражённым или усталым. Терпеливость, как у проклятого святого. За все эти годы он остался единственным человеком, который хотя бы попытался найти Букера.
- Рассказывай уже, - сказал Генри, отстранёно разминая шею.
Букер со вздохом отклонился назад и расставил ноги шире. Послышался звон, когда он задел ботинком бутылки. Машинально взглянув на них, он заметил, что одна была еще наполовину полной.
Генри вынул её из руки Букера и с размаху выкинул из окна. Она разбилась с тихим звоном.
Букер протёр глаза. У него было ощущение дежавю.
- С чего ты хочешь, чтобы я начал? - голос Букера был хриплым.
- С азбуки Морзе, - не мешкая ответил Генри.
Лицо у Генри было не особо выразительным - одно и то же выражение лица на все случаи жизни. Но после стольких лет Букер научился различать оттенки его настроения.
Не любопытство, не забота и не встревоженность.
Печаль.
- Семнадцать лет назад, - начал Букер, - у меня были долги, которые я не мог оплатить, и дочь, которую я мог только потерять.
- Я был ходячим мертвецом, который нёс на себе ребёнка. Мой долг - тикающей бомбой. Но мы не отпустили друг друга и выбрались - вдвоем, - Букер оборвал себя, понимая, что его слова имеют мало смысла для слушателя. - Дай мне начать заново. Аннабель Девитт. Мать мертва, отец - пьяница, игрок и убийца.
Вся история - от начала до конца.

[Karoshi]

23 сентября, 1909

Когда Букер метался во сне и просыпался лишь для того, чтобы его вырвало в ведро, и затем, как дохлая рыба, лежал на своей кровати, он узнал, что его ад состоит не из огня, а из воды.
Дело было не в морской болезни, над которой дружелюбно шутили другие моряки. Дело было в страхе - и в его кошмарах.
Это были тихие, почти мирные сны, когда он опускался на дно океана, лавируя среди лесов водорослей и пронзая стада рыб. Вода наполняла лёгкие, и его дёргающиеся движения спугивали жителей моря. Букер задыхался, и после нескольких минут агонии приходило облегчение - смерть.
Ему снилось, как священник, который чуть не провёл его крещение и не омыл его грехи, схватил его за плечи и погрузил с головой под воду. Через мутную воду деревенской речки было видно его милосердное лицо. Букер вдыхал грязь и свои грехи, чтобы теперь, когда не осталось ничего святого, умереть.
Другой сон - его тень приблизилась и вырвала руку Анны из его собственной. Потом существо из тьмы схватило его за волосы и окунуло лицом в мраморную чашу. Воду в ней закат окрасил в красный цвет, и это была кровь, которую Букер ощущал на языке. Он задыхался смертями тех, кого он убил и кто были невинны. Невинны! Это чаша не могла бы вместить их кровь.
Букер не мог кричать во сне, но попытался, когда боль пронзила осколками его разум. Давление бесчисленных тонн воды ломало его кости и заставляло вены лопаться. Он был дезориентирован, потерян, но голос Анны звал его...
Если Анна ненавидела клетки так, как он ненавидел воду, то не удивительно было, что она сбежала. Это была мысль на уровне интуиции, даже не сформулированная в предложение. Но одновременно Букер ощущал, что он и она были разными.
Анна могла найти ключ к своим клеткам, ведь не она создала их. А Букер утонет в водах, когда волна прошлого нагонит и покроет его с головой.
Он умрёт, утопая, как умирал всегда.

6 октября, 1909

Букер слишком долго видел в Париже обидчика и аррогантного похитителя его дочери, но они смогли примириться друг с другом почти за неделю. Это был город как город - со своими трущобами и барами, операми и музеями. Можно было понять восторг Анны, но провозглашать его врагом было нелепо.
Не проходило и дня, чтобы Букер не ощущал себя идиотом и - что гораздо хуже - иностранцем. Мало кто говорил по-английски, и это делало поиски Букера похожими на комедию. Он должен найти новенькую певицу, внешность которой он не может описать на французском и тем более не может показать её портрет или фотографию.
Генри был ангелом-спасителем во всех смыслах, и тем больше раздражало Букера то, как он транжирил деньги друга из-за своей беспомощности. Его план до сих пор состоял только в том, что, околачиваясь вечером рядом с операми и театрами, он увидит среди зрителей или выступающих свою дочь.
Что случится в том невероятном случае, если ему повезёт, и он действительно встретит Анну, Букер не мог сказать. Она ударит его сумочкой и опять сбежит? Приведёт блудного отца домой и накормит, напоит, прежде чем послать его к чёрту?
Но у Букера не было выбора. Отчаянная ситуация требует отчаянных мер, и его план отлично подходил под это определение.
С другой стороны, Букер не ощущал себя отчаянным. Он был спокоен.
Генри сказал, что чтобы удержать птицу, ему нужно её отпустить. Это звучало как та чушь, которую гадалки изрекают с мудрым видом, чтобы содрать побольше денег. Но Генри был прав, и Букер знал, что ему потребуется сделать.
Чтобы отпустить, ему надо будет измениться, а насколько это сложно, Букер знал из собственного опыта. Но он не мог жить без Анны и не мог позволить себе ранить её дальше. Эта бесконечная петля должна была прийти к концу.
Это был моросящий серый день, когда туман проникал в дома и мысли, одурманивая почти до транса. Если негде спрятаться от такого настроения, то почему бы не выйти на улицу? Букер едва ощущал холод, бесцельно бродя мимо кафе, магазинов и баров. Витрины с товарами мало интересовали его, но высокие и широкие окна кафе манили внутрь, к уюту и теплу.
Всё равно Букер, как и ему подобные безденежные, оставался снаружи и, бросив тоскливый взгляд, шёл дальше. Так бы он и сделал, если бы вышедший посетитель не приоткрыл дверь, и до Букера не донёсся бы женский голос.
На самом деле, он был не один. Кафе было наполнено людьми, и многие из них вели оживлённый разговор, и этот шум с вплетённым в него голосом Анны и был тем, что услышал Букер.
В серой занавеси облаков будто внезапно появилась брешь, и показался луч солнца. Букер с быстро бьющимся сердцем остановился у окна, цепляясь за надежду, что ему не показалось, и он действительно найдёт Анну за одним из столов.
Букер почти не узнал свою дочь. Она отрезала себе волосы и выглядела счастливой. С ней было несколько мужчин и женщин, одетых так же дорого, как и она, и обсуждавших что-то. Пусть они часто прерывали друг друга, это выглядело не спором, а увлечённым разговором среди друзей.
Может, Анна почувствовала его взгляд, а может, заметила его краем глаза. Она застыла, глядя на Букера, не в испуге, но всё равно слишком напоминая ему загнанную дичь.
Он медленно поднял руку и слабо постучал в окно.
"Пожалуйста, подойди".
Букер не смел войти в кафе, ворваться в её мир и тем самым, наверное, спугнуть её навсегда. Для неё было шоком видеть его стоящим тут как привидение из прошлого. Ей было нужно время.
Анна натянула улыбку и, извинившись перед своими спутниками, встала. Один парень, нахмурив брови, похоже, вознамерился спросить, куда она идёт, но его опять втянули в разговор, и он почти сразу забыл про свой вопрос.
С бесстрастным видом Анна подошла. Как два идиота они стояли друг напротив друга, разделённые стеклом, в то время как неподалёку находилась открытая дверь. Букер впитывал её вид, как впитывают лето, стоя на улице в мокрой одежде. Но он не забыл, зачем пришёл, и потому, сбиваясь, постучал костяшками, делясь единственной вещью, которую он умел сказать при помощи азбуки Морзе.
"Прости".
Прости за то, что я сделал с нами. Прости за Жавера и захлопнутые двери, прости за ссоры и крики, прости за алкоголь и то, что я тебе говорил, когда не был самим собой от страха и гнева.
Анна сморгнула, узнав слово, но оставалась неподвижной.
Я обещаю тебе...
Букер медленно поднял сжатый кулак - не в угрозе, нет, - и еще медленнее выпрямил по очереди все пальцы, обращая ладонь к небу.
Я обещаю тебе отпустить.
Потом он притронулся к стеклу, надеясь, что она поняла. Никаких слов не хватило бы, чтобы объяснить, но этого... Букер молился, чтобы этого послания было достаточно.
Когда Анна положила через стекло свою руку поверх его, он знал, что больше не утонет в этих водах.